|
Даки не просто танцевала, – она писала поэму любви в танце. Ни одно движение не повторялось. Спортивные танцы с лентой или мячом, какие можно было видеть на стадионах, были лишь слабым отражением вдохновения Даки. А невидимый комментатор продолжал: «Богатая символика танца дакини указывает, что вдохновение открытости приходит не в одной, а во многих формах. Этот танец – ряд грациозных движений, также выражает тот факт, что каждое движение является новой ситуацией. Система постоянно изменяется, и каждый момент представляет новый случай для правильного понимания, нового чувствования каждого значения». Комментатор сделал короткую паузу, глотнув чего-то неизвестного, и продолжал певучим голосом: «Посмотри, как изменяется лалита – грациозное движение танца. В нем нет состояния покоя. Лалита обладает сильным оттенком прекрасного. Прекрасное здесь не отличается от Любви, и Любовь не отличается от того, что она есть. Когда мы пытаемся схватить или удержать её – она исчезает, как мираж». «Мне кажется, что я, в своих прежних жизнях, уже сосуществовал со своей Шакти», – подумал Астом. «Ты опять путаешь! – отозвался на его мысль внутренний голос. – Индуистский термин Шакти никогда не встречается в буддийских текстах. Там существует понятие «Юм» для женского начала, а для мужского – «Яб». Символическое совокупление Яб с Юм изображены на многих тантрических тханках, или иконах, как их неправильно переводят. Но, как бы они не назывались, как Шакти, так и Юм чрезвычайно важны в Тантре. Чистота тантрического переживания реальна, вне вопросов. Практикующий не должен думать: «Это действительно происходит – или я воображаю это?» Переживание превосходит неопределенность». Только теперь пришелец понял, что все странные движения её тела по пути в этот дом, также, по сути, представляли танец. Она дышала вдохновением. А Даки не переставала танцевать. Она подходила всё ближе и ближе к пришельцу, и теперь танцевала уже в полуметре от него. Затем она «подплыла» совсем вплотную, и коснулась своим лобком его лба. Потом Даки в танце слегка опустила своё тело к его носу, чуть ли не погружая его в свою розовую раковину, затем, танцуя на месте, опустилась ещё ниже так, что его лицо оказалось на уровне её высокой груди. Здесь начался танец её упругих грудей в контакте с его лицом. Трудно передать словами это переживание, можно только заметить, что оно было неповторимо. Её полушария то поднимались, то опускались, то качались из стороны в сторону в гармонии с музыкой, и ни в одном из этих движений не было даже намека на пошлость. — 42 —
|