Счастливая проститутка

Как единственному ребенку, мне не было ни в чем отказа не только в материальном смысле, но главным образом в том, что отец, как и мать, вкладывали в мое воспитание всю свою душу. Мой отец направлял мое интеллектуальное развитие, как профессор Хиггинс из «Моей прекрасной леди», и, заметив мои способности к изучению иностранных языков, полностью развил их. Он поощрял меня к изучению греческого, латинского, французского и немецкого языков в старших классах и сделал правилом, что на уик‑эндах, летом на пляже и зимой в деревенском домике мы все разговаривали на каком‑нибудь из иностранных языков.

В субботу это мог быть французский или немецкий, а на следующий день, возможно, английский. Также каждый год, в летние каникулы, мы проводили не меньше одного месяца в другой стране, чтобы я могла улучшить произношение или выучить еще один язык, скажем, испанский или итальянский. Это был необычный способ образования.

С другой стороны, до двадцати одного года я всегда отдыхала во время каникул с родителями, в отличие от большинства моих друзей, которые проводили время независимыми компаниями. Так было потому, что моя мать относилась ко мне, как наседка к своему цыпленку, и не хотела испытывать мою моральную устойчивость в группах веселой беззаботной молодёжи.

«Сохрани свою девственность до замужества, Ксавиера, – помню, как она говорила мне. – Я была девушкой, когда выходила замуж, и так должна поступать каждая девочка. Тогда твой муж никогда не сможет бросить тебе в лицо упрек о твоем прошлом или назвать тебя шлюхой. Ты сможешь ходить с высоко поднятой головой, и никто не сможет сказать о тебе ничего плохого». Все эти рассуждения казались слишком старомодными, учитывая уроки свободной наготы, которые я получала у себя дома.

В наши дни вы должны ходить, как Диоген, с фонарем в руках искавший человека, чтобы обнаружить девственницу старше шестнадцати лет.

Как бы то ни было, в то время ей не нужно было беспокоиться обо мне, потому что человек, в которого я влюбилась, никогда не мог лишить меня невинности. Ее звали Хельга.

Хельга была моей ближайшей подругой в старших классах, и в течение прошлого года я лелеяла пламенное желание по отношению к ней, сама не знаю почему. У меня было неясное представление о лесбиянках, но я не ассоциировала себя с этими полумужчинами‑полуженщинами с короткими прическами, в брюках, с толстыми задницами, на которых мои более взрослые школьные подруги, хихикая, показывали на улицах.

Хельга никогда не испытывала ко мне ответных чувств и на самом деле не подозревала, что лесбиянки существуют, разве что ее могло удивлять, почему я всегда как бы случайно толкаю ее в великолепные груди.