|
“Нас возбуждают кривоногие свирепые татары. Миг нестерпимой красоты! но не говорить с ними на одном языке а то и начнёшь думать как они <…> он мне провёл по губам я понял сердце остановилось <…> я умер он спокойно остановил палец мне на губе я без сил согласился коснулся сказал “да” языком не дыша и он меня сдвинул в ноги и я взял ему” Прослеживается очевидная связь между интернализованной гомофобией с интимофобией и национальными предрассудками Харитонова. Мифологизированные им евреи слишком похожи на него, и поэтому он проецирует на них собственные мнимые и подлинные грехи, дефекты, изъяны. Кроме того, Харитонов считает евреев слишком проницательными и способными распознать то, чего он сам стыдится и в, то же время, о чём с немыслимой откровенностью пишет в своих сочинениях (в том числе и для евреев!). Машинописный текст заменяет ему откровения на стенах общественных уборных. То, что невозможно сказать с глазу на глаз, он доверяет бумаге. И в то же время, его творчество – душевный стриптиз, настолько исповедально напряжённый, что не имеет ничего общего с порнографией. В этом уникальность Харитонова. Мифологизированные же автором татары, которым он приписывает сугубую свирепость и кривоногость, душевно далеки от него. И тут уж совсем другое дело! Таких можно и не стесняться. Словом, в силу своей интимофобии Харитонов обречён на одиночество, как с русскими, так и с мифологизированными им татарами и евреями: “дружество убьёт роли там надо чтобы всё было более или менее просто и правдиво, а здесь всё дело чтобы в гриме и полутьме потакать ему в мужестве, <…> я сонный и хмурый скорее выпроваживал его за дверь досвидания до нового фюрера”). Но вернёмся к основной теме. Как уже говорилось, “голубая” ятрофобия вызвана опасением, что врачи способны распознать скрытые невротические комплексы и фобии геев. При этом наблюдаются и индивидуальные вариации враждебности к врачам, как, скажем, у Лычёва. На протяжении всей своей армейской службы он вёл непрестанную войну с врачами. Он симулировал тяжкие недуги; медики ему, разумеется, не верили. Поведение Димы характерно для демонстративных (истероидных) личностей и потому легко узнаваемо. Как только он появлялся в кабинете, врачу сразу становилось ясно, с кем он имеет дело. Все попытки обмануть медиков были обречены на неудачу. Вопреки этому, Дима прибегал к медикаментозным средствам, способным нанести его здоровью непоправимый вред. Своё явное поражение в состязании с врачами он упрямо не замечает. Ему нечем похвастать, ведь своей цели он так и не достиг, прослужив в армии “от звонка до звонка”. Врачи возились с ним, спасая от пневмонии, выводя из сумеречного истерического состояния, выправляя нос, сломанный в драке, словом, лечили его по-настоящему, не рассчитывая услышать от своего пациента хотя бы единое слово благодарности. — 267 —
|