|
Я все больше и больше обожала хозяина. Его богемское существование меня бесконечно забавляло. Красивая дама с карими глазами уже давно не была у нас, и всю мою привязанность, всю мою любовь к ней я перенесла на своего хозяина. Прошло уже около часу, как они с Валентиной болтали всякий вздор, тот вздор, который служит прелюдией к более серьезным вещам, как вдруг раздался звонок. Я забыла сказать, что Валентина была одета немногим лучше его — на ней были только рубашка, чулки и ботинки — ботинки всегда снимаются в последний момент. Ах! если бы не было ботинок, честное слово, дамы были бы всегда нагими. Как бы предчувствуя, Валентина воскликнула: — Мой муж! — Ты шутишь! — сказал мой хозяин. — Почему это может быть твой муж? Разве он был настолько любезен, что предупредил тебя? — Я уверена, что это мой муж, — возразила Валентина. — Я погибла, погибла! Ах! Боже мой! Где мне спрятаться? Мой хозяин бросил наполеоновский взгляд на Валентину и оценил ее состояние. — Иди сюда, — сказал он. У двери еще раз позвонили. И почти тотчас же раздался голос: — Именем закона, отворите! Тем временем Валентина, присев на корточки, поместилась под креслом, сократившись там, насколько могла. Это было неплохо; до сих пор я видала женщин, которые никак не могли уместиться на таком тесном пространстве. Красная бахрома опустилась так, что ничего не было видно. — Не шевелись! — прошептал мой хозяин. Он свернул в один пакет шляпу и одежду и запихнул все это в деревянный ящик, почти в тот самый момент, когда отмыкали дверь. Затем он взял газету. В прихожей раздались быстрые и в то же время осторожные шаги. Мой хозяин сидел на мне в своем странном костюме, придвинув ноги к огню, и как будто читал газету. Как стая диких зверей, ворвались в комнату несколько человек. Муж, бледный от волнения, от ужасного волнения рогоносца, сопровождаемый полицейским комиссаром, испускал какое-то рыканье… — Ах! Несчастные! Я им покажу!.. Где ты, недостойная женщина? — Ты скоро кончишь? — хладнокровно спросил мой хозяин, решившись наконец встать. — Где это ты получил воспитание? Мой старый Альберт, ты меня очень удивляешь! Я полагал, что ты воспитаннее… Тот продолжал кричать: — Где моя жена? — Твоя жена? Твоя жена! Но ты с ума сошел! Ее нет здесь, твоей жены! Зачем ей быть здесь? — Она здесь! Она меня обманывает! Я ее проследил! Ты ее любовник! И он повернулся к комиссару с налившимися кровью глазами, из которых, однако, катились слезы. — 984 —
|