|
На улице я стояла минуту, как оглушенная… Я искала глазами поставщиц любовного товара… круглую спину и черный туалет госпожи Ревекки Ранвэ. Ах! если бы я ее увидела, я бы пошла к ней, я бы отдалась ей… Но ни одной не было там… Проходили занятые, равнодушные люди, которые не обращали никакого внимания на мое несчастье… Тогда я остановилась у какого-то кабака и купила там бутылку водки; затем, побродив еще немного с отупевшей и тяжелой головой по улице, вернулась в свои меблированные комнаты… Поздно вечером я услышала стук в дверь. Я лежала, вытянувшись на кровати, наполовину голая, отупевшая от выпитой водки. — Кто там? — крикнула я. — Это я… — Кто ты? — Гарсон… Я встала, с открытой грудью, с распущенными по плечам волосами, и открыла дверь: — Чего тебе нужно? Гарсон улыбнулся. Это был высокий парень, с рыжими волосами, которого я несколько раз встретила на лестнице и который всегда смотрел на меня странными глазами. — Чего тебе нужно? — повторила я. Гарсон продолжал улыбаться, смущенный, и, вертя в грубых пальцах свой синий передник, испачканный жирными пятнами, он пробормотал: — Мамзель, я… Он с угрюмым видом, но жадно смотрел на мою грудь, на мой почти голый живот, на мою рубашку, которая держалась только на изгибах бедер… — Ну, входи… животное… — вдруг крикнула я. И, толкнув его в свою комнату, с силой захлопнула дверь за нами обоими… О какая гадость! Как я была жалка и несчастна!.. Нас нашли утром пьяными на кровати… и в каком виде. Боже мой!.. Гарсона рассчитали… Я никогда не узнала его имени. Я не хотела бы расстаться с рекомендательной конторой госпожи Дюран, не вспомнив об одном бедняке, которого я там встретила. Это был садовник, овдовевший всего четыре месяца назад. Теперь он искал места. Среди стольких печальных лиц, которые прошли там передо мною, я, кажется, не видела ни одного такого жалкого и грустного, такого измученного жизнью лица, какое было у него. Его жена умерла от выкидыша — от выкидыша ли? — накануне того дня, когда после двухмесячной безработицы они оба получили наконец место в одном имении: она — в качестве птичницы, он — как садовник. Потому ли, что ему не везло, или просто жизнь его измучила и опротивела ему — но со времени этого большого несчастья он ничего не нашел; он даже не искал ничего… И то, что у него осталось от его маленьких сбережений, быстро растаяло за эти четыре месяца безработицы. Хотя он был очень недоверчив, мне все-таки удалось его немножко приручить… Я приведу в форме безличного рассказа эту, такую простую и вместе с тем мучительную драму, которую он мне рассказал однажды, когда я, сильно растроганная его несчастьем, выказала много внимания и сочувствия к его горю. Вот она. — 860 —
|