|
Иногда она, запыхавшись, смущенная, возвращалась перед самым обедом: — Скорей, скорей… Я запоздала… Разденьте меня… Откуда она возвращалась с таким утомленным лицом, с синевой под глазами, обессиленная, еле держась на ногах? И в каком беспорядке все, что на ней было одето!.. Рубашка изодранная и грязная, юбки наскоро завязаны, корсет криво и слабо затянут, подвязки не застегнуты, чулки опущены… В сбившихся волосах еще висели легкие шерстинки от сукна и пушинки от подушек! От поцелуев румяна на губах и щеках потрескались, и складки и морщины лица зияли, как раны… Чтобы отвести мои подозрения, она начинала жаловаться: — Не знаю, что со мною было… У портнихи мне дурно сделалось… Пришлось раздеть меня… Я еще теперь себя плохо чувствую… И часто из жалости я делала вид, что принимаю эти глупые объяснения за чистую монету. Однажды утром, когда я была с хозяйкой, раздался звонок. Лакей куда-то ушел, и я пошла открыть. Вошел молодой человек, какая-то темная, подозрительная личность — не то рабочий, не то бродяга… Один из тех, которых можно встретить иногда на Дурлановских балах и которые живут воровством или развратом. Лицо бледное, небольшие черные усы, красный галстук. На плечах висел слишком широкий вестон, и он слегка раскачивался, стараясь делать самые изящные движения. Смущенным от неожиданности взглядом он стал рассматривать богатую обстановку передней, ковры, зеркала, картины, обои. Затем он протянул мне письмо для барыни и, картавя и растягивая слова, сказал повелительным тоном: — Попросите ответа. Пришел ли он по своему делу или это был только посредник?.. Первое предположение было вернее. Люди, которые приходят по чужому делу, не держатся и не говорят с таким авторитетом… — Я посмотрю, дома ли барыня, — сказала я из предосторожности, поворачивая письмо в руках. — Она дома, — возразил он. — Я знаю… Без лишних слов! Мне некогда… Хозяйка прочитала письмо. Она покраснела и, от испуга забыв про меня, прошептала: — Он здесь, у меня?.. Вы его оставили одного в передней? Как он узнал мой адрес? Но она тотчас же пришла в себя и прибавила: — Ничего… Я его не знаю… Это какой-то бедный… и стоящий участия человек… У него мать умирает… Она поспешно открыла дрожащей рукой свой стол и вынула стофранковый билет: — Отнесите ему… скорее… Бедный малый!.. — Однако!.. — невольно процедила я сквозь зубы. — Барыня сегодня очень добра, и бедным везет. Я особенно подчеркнула слово «бедным». — Ступайте же! — приказала она, едва владея собой. — 709 —
|