|
— Жермена! — Что? Она не обернулась. — Посмотри на меня. Она повернулась к нему. Он указал глазами на лачужку Куньоли и улыбнулся. — Не правда ли, она свихнулась… Жермена странно прищурилась, и ей припомнились рассуждения старухи, сопровождавшиеся смешными жестами. Она принялась смеяться порывисто и нервно. Он обвил ее рукой вокруг талии и тихонько увлекал к кустам. Она продолжала смеяться, повторяя: — Ах, эта Куньоль! Когда ее нервы успокоились, она подумала, что старушка, быть может, сказала так, по доброте души. Не поймешь этих стариков; у них много странностей. Она заговорила о той поре, когда жила ее мать, и Куньоль ходила на ферму. Ее звали, когда корова должна была отелиться. Она хорошо знала животных. Несколько раз ходила и за больными, как сиделка. Она даже повивала ее матери при рождении младшего брата. Эти рассказы уносили ее в воспоминаниях к прошлой поре. Она видела себя девочкой, одинокой в доме лесничего Мокора. Она выросла в глубине холодной тени, и счастья не знала. В сущности, и теперь она его не знает. Ей многого недостает; она должна была бы выйти замуж, когда была молода. И назвала имена женихов, которым отказала. — Я так была глупа! Порыв нежности охватил ее. Ищи-Свищи прижал ее к себе и промолвил искренно, от чистого сердца в припадке нахлынувшего чувства. — Правда? Ты несчастлива? Она подняла глаза. Оба глядели, улыбаясь, друг на друга, и он поцеловал ее. Она не противилась. Тропинка вела среди густой чащи зелени. Он раздвигал ветки, которые за ними вновь сплетались с шелковым шелестом и порой хлестали по спинам. Небольшие сучочки застревали в волосах Жермены. Иногда ее платье зацеплялось за ветки. Они шли среди запахов сырой земли под бледной зеленью листьев. Сквозь сетку ветвей виднелись клочки голубого неба, словно сияющие отверстия. Как в тот самый день, когда она с Селиной шли через лес на праздник, так и теперь она испытывала оцепенение в мыслях и во всем теле. Окружающее предательски убаюкивало ее. Но в особенности действовало на ее душу глубокое безмолвие леса. Эта тишина как бы усыпляла ее, призывала отдаться всем телом и чувством и жить, жить, как живут деревья, полнотою сил. В первый раз она нашла природу прекрасной и Бога — великим, и от избытка чувства у нее вырвалось восклицание: — Как хорошо жить. Тропинка расширялась в конце. Широкая волна света обдала их, озарив их смуглые лица. В конце тропинки была лужайка. Они вступили на нее, держа друг друга за руки. Березы и буки росли там, отбрасывая на зеленую траву слабую колебавшуюся тень. Они сели под одним из них. Ищи-Свищи растянулся возле нее, опираясь головой на руки, и смотрел ей в глаза. Она погрузила руку в его волосы. — 506 —
|