|
Но однажды к ней явился какой-то тщедушный, краснолицый, лысый человек и заявил, что его прислал г-н Венсар из Руана. Он вытащил булавки, которыми был заколот боковой карман его длинного зеленого сюртука, воткнул их в рукав и вежливо подал бумагу. Это был подписанный Эммой вексель на семьсот франков: Лере нарушил все свои обещания и передал его Венсару. Г-жа Бовари послала за Лере служанку. Он не мог прийти. Тогда незнакомец — он все стоял, с любопытством поглядывая направо и налево из-под нависших белесых бровей, — с наивным видом спросил: — Что сказать господину Венсару? — Ну… — ответила Эмма, — передайте ему… что у меня нет… На той неделе… Пусть подождет… Да, на той неделе. И человек ушел, не сказав ни слова. Однако на другой день, в двенадцать часов, Эмма получила протест; и при одном виде гербовой бумаги, на которой в разных местах было написано большими буквами: «Судебный пристав города Бюши, мэтр Аран», так испугалась, что сейчас же побежала к торговцу тканями. Она застала его в лавке; он перевязывал пакет. — Ваш покорнейший слуга! — сказал он. — К вашим услугам. Лере все же не прервал своей работы; ему помогала горбатенькая девочка лет тринадцати, которая служила у него и приказчиком и кухаркой. Потом, стуча деревянными башмаками по ступенькам, он поднялся из лавки на второй этаж, — Эмма шла за ним, — и ввел ее в тесный кабинет, где на большом еловом письменном столе лежала стопка конторских книг, прижатая железным бруском на висячем замке. У стены виднелся за ситцевыми занавесками несгораемый шкаф, такой огромный, что в нем, наверно, должны были храниться вещи покрупнее денег и векселей. В самом деле, г-н Лере занимался закладами, — и именно здесь лежали у него золотая цепочка г-жи Бовари и серьги бедного дядюшки Телье, которому в конце концов пришлось продать свой трактир и купить в Кенкампуа крохотную бакалейную лавочку; там он стал желтее свечей, пачками громоздившихся вокруг него на полках, и умирал от катара. Лере уселся в большое соломенное кресло и спросил: — Что нового? — Вот, поглядите. И Эмма показала ему бумагу. — Что же я могу сделать? Тогда она вспылила, напомнила ему, что он обещал не пускать ее векселей в ход; он не стал спорить. — Но мне больше ничего не оставалось; самому деньги были нужны дозарезу. — Что же теперь будет? — снова заговорила Эмма. — О, тут все очень просто: сперва суд, а там и опись… Дело табак! Эмма сдерживалась, чтобы не ударить его. Она мягко спросила, нет ли возможности урезонить г-на Венсара. — 185 —
|