|
Который же теперь час? Моника вскочила. Непривычный шум шагов и голоса раздавались из передней. — Моника, — кричала мать, — Моника! Иди скорее, какой ужас!.. И как раз папа ушел с Виньерэ… Какая-то незнакомая старуха, которую Моника никогда уже потом не могла забыть, с лицом перепуганного полишинеля и в шляпке с перьями, задыхаясь, рассказывала г-же Лербье: — Когда я услыхала этот крик… Вся кровь застыла у меня в жилах… Я ее видела, вот как вас вижу. Я стояла на тротуаре перед аптекой, на углу улицы Гавр, у вокзала Сент-Лазар. Бедная женщина! Она перебегала улицу перед автобусом, споткнулась и вот… Шофер затормозил сейчас же, но она была уже под колесами. В ее сумке — вот она — нашли конверт с вашим именем и адресом… Она еще дышала, когда ее принесли в аптеку… Она просила, чтобы ее перевезли сюда. Карета «скорой помощи» там, внизу, я решила проводить тело, чтобы предупредить вас… Моника кинулась вниз. Носилки стояли на нижней площадке лестницы, в вестибюле. Со священным ужасом она приподняла покрывало с лица. У нее помутилось в голове. Смерть, изувечив живот и ноги, не тронула дорогого лица. Оно казалось спящим и еще живым. — Тетя, дорогая! — зарыдала Моника. — Тетя! Нестерпимая мука пронзила ее душу. Холодный пот выступил на лбу. С тетей Сильвестрой умерла ее молодость. Склонившись в последнем объятии к трупу, она лишилась чувств. Часть вторая«Моника Лербье г-же Амбра Аллея Акаций в Воскрессоне, ул. Шанталь, 14. Париж, 1 марта. Благодарю Вас, мадам, за Ваше любезное предложение. Но место Вашей секретарши в настоящее время я не в состоянии принять. Я сейчас влачу по свету тело без души и, кажется, никогда больше не смогу уже смеяться… Уход от родителей, смерть тети — все это было большим горем. Для меня все потеряно, и я хотела бы умереть. Выйдя сегодня от нотариуса после вскрытия завещания, я думала, отдыхая в чайном салоне, о бедной милой тете и завидовала ее участи… За столиком около меня сидела старушка с двумя детьми в трауре — девочка четырнадцати лет, уже маленькая женщина, и ее братишка лет шести. Я подумала, что мне уже не суждено стать матерью… Я обречена на бесполезное существование и, как тетя Сильвестра, состарюсь в одиночестве… Я всегда одна — одна у себя дома, одна в моем сердце, без общественного положения, без семейного очага. Еще раз большое спасибо за Ваше желание приютить меня. Но я чувствую, что еще долго не смогу быть среди детей. Я слишком серьезна для их маленьких сердечек, а они слишком веселы для меня. — 1430 —
|