|
Скоро Шемиот-отец уехал. Целуя руку Алине, он шепнул: — Приезжайте ко мне завтра, Ли… Она затрепетала от радости, не смея спросить, чем же он занят сегодня? Все провожали Шемиота-отца в переднюю. В глубокой тоске Алина вернулась на место к столу. Христина и Юлий целовались, любуясь панорамой города. Полуденное солнце ярко освещало снег на крышах. Верхушки деревьев и труб бросали неподвижные то короткие, то длинные тени, Птицы часто пролетали над этим каменным морем. Небо было того неприятно-голубоватого цвета, который напоминает плохую акварель. «Что мне делать до вечера? — подумала Алина, изнемогая от тоски. — Как странно… многое изменилось в моей жизни, но это не повлекло за собою внешних перемен. По-прежнему я боюсь пойти к Генриху без его позволения и большую часть дня совсем одна… Генрих логичен, предлагая мне переехать к нему… По крайней мере, я была бы с ним неразлучна… Мы могли бы уехать путешествовать… и потом, после слов доктора Мирского, я вижу, что репутация моя подорвана.» Христина чему-то нервно смеялась. Юлий старался поцеловать ее в шею. Он усвоил себе неприятно-развязный, едва не наглый тон с Христиной. Это удивляло Алину. Витольд пришел, неся на подносе маленькую спиртовку. — Как хотите, господа… но я еще сварю кофе по-турецки… Покуда он возился с ним на столе, с которого горничная не сняла еще остатки пломбира, фрукты, ликер, Алина не издала ни звука. Тоска, тоска… — Вам налить, Алина? — Нет, благодарю… — Это жаль. Кофе превосходен. Однако Витольд оставил сейчас же свою чашечку, облепленную кофейной пеной, и скрылся. Он торопился к Мисси Потоцкой, которой назначил свидание на вернисаже. Горничная убирала со стола. Юлий дразнил попугайчиков. Христина подсела к подруге. — Ты молчишь, Алина?… — Я немного устала… — И что думаешь о моей свадьбе?… — Я тысячу раз поздравляю тебя… Христина пожала плечами. Она бормотала сквозь зубы, что вышла замуж, так как жизнь с Витольдом невыносима. Сам же Юлий не внушает ей слишком большого отвращения, и потом выполнять механически роль жены… — Все это не то, Алина… Я поступила, как те женщины, которые, любя одного, идут на содержание к другому… Генрих Шемиот сам открыл двери Алине. — Я один, Ли… — сказал он, не давая ей времени поздороваться, — Юлий и Христина в имении… Лакея я отпустил на сегодня. Он поднял ее вуалетку, мокрую от снега, и, целуя медленно в губы: — Милая Ли… Она бормотала, задыхаясь: — О Генрих… я так счастлива, я думала, умру от волнения, когда я звонила у твоей двери… — 1305 —
|