|
— Дело?… В такую рань?… — Да. — Говори, но я не открою глаз. Очень недовольная, Алина укуталась в одеяло. — Глаза закрой, пожалуй… мне нужны твои уши… Мой брат, инженер и дворянин Витольд Оскерко, делает тебе предложение… — Святая Мария… От изумления Алина села, и ее сон прошел мгновенно. Христина отвела взгляд от ее обнажившейся крепкой груди, от пышных плеч, на которые сквозь голубые занавески кровати лились голубые оттенки. Внутри белоснежная глыба одеяла, подушек, кружев создала впечатление гнезда, выложенного пухом. — Надеюсь, ты не откажешь Витольду после вчерашнего? — Но что же было вчера? — Как, ты ночью принимаешь молодого человека, поишь его ликером, даешь целовать ему руки, говоришь с ним только о своем одиночестве и желаниях… и после этого ты хочешь отказать ему?… Но ведь Витольд не мальчишка, не Юлий. Он не позволит вертеть им… И потом он влюблен в тебя… давно… как я… да, как я… Алина сидела удивленная и растерянная, доверчиво показывая свою наготу Христине. Пепельные длинные распушенные волосы, синие цветы ее больших глаз, здоровый румянец ее щек как-то опростили ее в ту минуту, сделали ее до последней степени земною и греховною, похожей на молодую ведьму Ропса, читающую св. Адальберта. Алина думала: «Теперь или никогда. Если я соглашусь на предложение Витольда, я проверю чувства Шемиота. Витольд мой последний козырь. Я пускаюсь на хитрость. Да, потому что я люблю насмерть… Христина простит мне обман, я знаю… и Витольд простит…» Медленно она сказала: — Хорошо, Христина… передай Витольду мое согласие… обожди минутку… Ах, как все странно!.. Я согласна… умоляю тебя, однако, сохраним эту помолвку в тайне. — О, да… Христина бледнела. С неестественной улыбкой она опустилась на колени перед кроватью, повторяя: — Благодарю тебя, Алина… благодарю… Алина начала лукаво смеяться, вырывая у нее свои руки, откидываясь на полушки. Она была заинтересована, чем все это кончится, и слегка опьянена новизной положения. Христина повторяла сдавленным голосом: — Благодарю тебя, Алина… благодарю… Она тянулась к ней, сдерживая хриплый, дикий крик, полурыдание, бледнея все более и более, дрожа и повторяя одно и то же: — Благодарю тебя, Алина, благодарю… Христина прижималась пылающими губами к ее коленям, потом она целовала атласный живот, таинственный треугольник, щиколотку… — Ты с ума сошла, — воскликнула Алина, не двигаясь. «Это тоже вина, — думала она, — я расскажу Шемиоту… О, Генрих…» — 1282 —
|