|
Всех их встретил благожелательный, уважительный шепот. Шемнот-отец церемонно поцеловал руку Христины. Она быстро и враждебно посмотрела на него. Сейчас же он отошел к Мисси Потоцкой. Доктор Мирский шепнул Христине по-приятельски: — Сегодня я видел вашего мальчика… Ах, это исключительный ребенок. Она сухо и неопределенно улыбнулась. Юлий Шемиот — высокий юноша с белокурыми полосами и глазами, напоминавшими светлые аметисты, оставался возле Христины. Он положил на ее носовой платок кожаный футлярчик. — Что это, друг мой? — Маленький сувенир… вчера был день вашего рождения. — Я его не праздновала. Однако Христина раскрыла коробочку и нашла там кольцо редкой работы с великолепным опалом. — Опалы приносят несчастье. Она приложила кольцо к своему голубому жилету и надела без слов благодарности. Юлий бормотал, пожирая ее глазами: — Дорогой мамочке моей миленькой, которая наполнила мое сердце радостью. Ангелочку, бессмертному кумиру с пожеланиями долгих лет жизни! Солнце село. Небо начало темнеть, из голубого переливаться в черное, но на горизонте еще горела оранжево-красная полоса среди золота. Ничего более не сверкало. Готические шпили костела и весь он казались сделанными из Черного мрамора. В черное окрасились и деревья, и главная аллея, по которой медленно катились экипажи, увозя нарядных женщин в казино. Наступала ночь, мягкая, влажная, пропитанная запахом акаций. Мисси Потоцкая простилась, торопясь куда-то. За нею исчез Витольд. Многие из гостей тоже уходили. — Вам дурно? — спросил Юлий, удивляясь бледности и беспокойству Христины. Но она не слышала, пристально глядя на дверь столовой. Алина Рущиц входила быстро, чуть-чуть запыхавшись. С полей ее большой шляпы мягко спускались перья райской птицы. На ней был шелковый, очень простой костюм и букет фиалок между складок корсажа. — Ах, гадкая, — прошептала Христина, жадно целуя подругу, — что ты со мной делаешь? Но Алина сияющими глазами смотрела на Шемиота-отца. Издали сдержанно и учтиво он поклонился ей. Немного разочарованная, она села около Христины, принимая в чашке японского фарфора чай и дружелюбно улыбаясь Юлию. Небрежные фразы мешались с мыслями. — Этот мальчик очарователен, хотя совсем не похож на отца… он словно нарисован сиреневым и синим… сиреневым и синим, — у него чудесный профиль… я начну обожать его имя… оно очень идет к нему… А Юлий, отрезая ей кусочек торта, решал, в свою очередь… — Если она станет моей мачехой, мы поладим… в ней есть какая-то разжигающая покорность… Жаль, что я влюблен в Христину… — 1258 —
|