|
— Да мне теперь уже и самой совестно, что не сдержалась, обидела его. А Жозя хлопала Машу по спине. — Ничего! Это она у нас по молодости и глупости! Утенок учится плавать. Дайте Люлюшечке срок: стерпится — слюбится… И действительно, стерпелось и слюбилось. Ужина три оттерпев, Маша усвоила их каботинный тон в совершенстве. Пустит ей Сморчевский грязную остроту, она, не сморгнув, ответит вдвое круче; либо, если, сконфузившись, не найдется, что ответить, — посмотрит на старого сатира мутным, глупым, ничего не говорящим, но как будто веселым взглядом, которому выучилась у Жози. — О-ла-ла!.. Или: — Итд и тп!.. Et patati, et patata!.. И захохочет. Бессмысленны восклицания, бессмысленны глаза, бессмыслен хохот, но это метод, — политичный исход из щекотливого положения. — Так, душечка, и кокотки, — поучала Жозя. — То ли им, бедняжкам, случается терпеть от мужчин? А они все смеются. Надо трещать и смеяться, смеяться и трещать. А слушать и думать как можно меньше, и все, что мужчины соврут уже очень подло, пропускать мимо ушей… И тогда всем очень приятно и весело. По-моему, женщина, которая все замечает и обижается словами, не имеет такта, не умеет себя вести. Она не на высоте своего положения, душечка. Женщина для общества должна быть вся восторг. Надо, чтобы — розы и весело!., смеяться и трещать!.. На одном из ужинов появилась и Ольга Брусакова. От присутствия Маши ей было сначала заметно не по себе: она хмурилась, смотрела на тарелку и едва отвечала Фоббелю, который за ней ухаживал. Но Адель вызвала ее на минутку в уборную, и Ольга возвратилась преображенная: столь разбитная и веселая, столь «смеясь и треща», что за ней померкла даже неунывающая Жозя. — Наконец-то я узнаю нашу милую Эвелину!.. — гнусил Сморчевский. — А что вы делали там в уборной? Отчего такая перемена? Сафо объяснялась в любви Фрине, или получили подарок в десять тысяч? Ольга думала: «Переменишься, когда Аделька грозит жаловаться старой стерве, чтобы та надавала мне плюх…» Но говорила на французском, кривляясь: — У меня болел живот! Прошел — и вот здесь! Ясно? О-ля-ля! Пошел вон, наглец! — Так вот ты какая!.. Не ожидала… Прелесть, лучше всех!.. — с веселым удивлением говорила Ольге Маша в уборной же, собираясь уже к отъезду с пиршества. — Вот ты умеешь быть какая! Ольга красная, как кумач, с мутными, безумными глазами, поправляла перед зеркалом спутанную прическу, пошатывалась, приседала и хохотала: — Да, я такая… А ты думала, — что? Ха-ха-ха!.. Есть о чем тужить!.. Дряни!.. Да!.. И Аделька дрянь, и все!.. И я дрянь!.. — 1032 —
|