|
Но вот наступает вечер, зажигаются лампы, и все заботы уходят вдаль. Казимир любит развлечься. Напряженная работа, полная пустота в кармане не влияют ни на его живость, ни на его веселое лукавство. После какого-нибудь долгого дня усиленной работы он уже через несколько минут затевает поездку в театр, конечно, на дешевые места. Нет денег, Казимир садится за пианино, а играет он чудесно. Попозже в передней слышатся звонки, приходят друзья из польской колонии — молодые супружеские пары, которые знают, что «к Длусским можно прийти в любой день». Броня то появляется, то исчезает. На столе горячий чайник, сироп, холодная вода и тут же ставят груду пирожков, испеченных докторшей в свободное время после полудня, между двумя приемами больных. Однажды вечером, когда Маня уселась за книги у себя в комнатке на конце квартиры и собиралась просидеть часть ночи, к ней в комнату влетел шурин. — Надевай мантилью, шляпку — живо! У меня даровые билеты на концерт… — Но… — Никаких но! Играет польский пианист, о котором я говорил тебе. Продано билетов очень мало, надо по дружбе к бедному юноше «обставить» зал. Я уже навербовал добровольцев, мы будем аплодировать до ломоты в руках и создадим всю видимость полного успеха… А если бы ты знала, как он играет! Нет возможности противиться увлекающей воле этого бородатого беса с черными, веселыми, блестящими глазами. Мари закрывает книгу, и трое молодых людей скатываются с лестницы. Выскочив на улицу, бегут со всех ног, чтобы захватить подъезжающий омнибус. Спустя немного времени Мари уже сидит в пустом на три четверти Эраровском концертном зале. На эстраду выходит худой, длинный человек с необыкновенным лицом в ореоле пышных красно-медных, огненных волос. Вот он садится за рояль. Лист, Шуман и Шопен оживают под тонкими пальцами пианиста. Выражение лица властное и благородное. Мари жадно слушает пианиста. Несмотря на свой лоснящийся фрак, перед пустыми стульями он держится с видом не захудалого артиста, а какого-то божества. Впоследствии этот музыкант будет заходить по вечерам на Немецкую улицу под руку с очаровательной женщиной, панной Горской, вначале только влюбленным в нее, а позже — ее мужем. Он рассказывает о своей жизни в бедности, о своих разочарованиях, но говорит без горечи. Броня и Мари вспоминают с панной Горской о тех отдаленных временах, когда шестнадцатилетняя Горская аккомпанировала их матери пани Склодовской во время ее заграничного лечения. «Когда мама вернулась в Варшаву, — говорит со смехом Броня, — она сказала, что больше не будет брать вас на курорты — уж очень вы красивы!» — 93 —
|