|
Сорок лет спустя Мари Кюри писала: «Я живо помню теплую атмосферу умственного и общественного братства, которая тогда царила между нами. Возможности для наших действий были скудны, а потому и наши достижения не могли быть значительными; но все же я продолжаю верить в идеи, руководившие в то время нами, что лишь они способны привести к настоящему прогрессу общества. Не усовершенствовав человеческую личность, нельзя построить лучший мир. С этой целью каждый из нас обязан работать над собой, над совершенствованием своей личности, возлагая на себя определенную часть ответственности за жизнь человечества; наш личный долг помогать тем, кому мы можем быть наиболее полезны». «Вольный университет» не ограничивался только пополнением образования девиц и юношей, окончивших гимназию. Сами ученики его становятся наставниками. Пьясецкая уговаривает Маню давать уроки бедным женщинам. Маня берет на себя работниц швейной мастерской, читает- им книги и постепенно составляет для них библиотечку на польском языке. Можно себе представить увлечение этой семнадцатилетней девушки своей работой! Ее детство протекло среди чудесных, обожествляемых вещей — физических приборов ее отца, и он еще до «моды» на точные науки привил Мане свою научную пытливость. Но прежний детский мир уже не удовлетворяет кипучую натуру девушки. Маня мечтает не только о математике и химии. Она мечтает изменить современный общественный порядок. Она стремится просветить народ. По своим передовым идеям, по благородству своей души Маня — социалистка в полном смысле слова. Однако же она не примыкает к варшавской группе студентов-социалистов. Маня еще не понимает, что ей необходимо разобраться в своих мечтаниях и на чем-нибудь остановиться. Пока же с одинаковой восторженностью она отдается и национальным чувствам, и гуманистическим идеям, и своим умственным запросам. Несмотря на влияние новых учений, несмотря на бурную деятельность, она по-прежнему очаровательна. Хорошее, строго выдержанное воспитание, пример целомудренной семьи охраняли ее юность и не давали впадать в крайности. Восторженность и даже страстность всегда сочетались в ней с изяществом, с каким-то сдержанным достоинством. Если между часами репетиторства, занятиями с работницами мастерских и тайными лекциями по анатомии у Мани бывает свободный перерыв, она уходит к себе в комнату, где что-то читает, что-то пишет. Ушло то время, когда она глотала пустые, нелепые романы. Теперь она читает Гончарова, Достоевского или «Эмансипированных женщин» Болеслава Пруса, где встречаются портреты молодых полек, таких же, как она, и так же стремящихся к умственной культуре. Ее тетрадка с записями для себя хорошо отражает духовную жизнь юной девушки, жадной до всего и стоящей на распутье своих разносторонних дарований: десять страниц тщательных рисунков свинцовым карандашом, иллюстрирующих басни Лафонтена, немецкие и польские стихи; отрывки из книги Макса Нордау «Ложь условности», стихотворения Красинского, Словацкого и Гейне; три страницы из ренановской «Жизни Христа», начатые со слов: «Никто и никогда еще не ставил в своей жизни любовь к Человечеству так высоко над суетными, мирскими интересами, как делал это он (Христос)…»; затем выписки из работ русских философов, отрывок из Луи Блана, страничка из Брандеса, снова рисунки животных и цветов, опять Гейне; собственные переводы Мани на польский язык из Мюссе, Прюдома, Франсуа Коппе. — 70 —
|