|
Знавшие Матвея Петровича наряду с его интеллектуальными качествами или даже прежде них единодушно отмечают его моральную чистоту. Пожалуй, только для этого качества в личности М. П. не найти сопряженного, парного. Надо только уточнить формы проявления его морали. Она была высокой, но не деспотичной. Бронштейн был, в сущности, очень терпим к людям (по мнению Ландау — даже слишком, и по этому поводу употреблялось прозвище «Аббатик»). Эта терпимость основывалась на глубоком понимании разнообразия людской породы. М. П., например, не судил человека строго, если видел, что тот имморален — не нарушает, а просто не замечает неписаных законов, находится вне их (как, например, ребенок). Но он был непреклонным, видя морально вменяемого человека, разнообразными (разумеется, уважительными) причинами оправдывающего низкие поступки. Матвей Петрович был не из тех, кто может поступать вопреки собственным убеждениям. Например, он поддерживал весьма близкие отношения с двумя физиками, которые друг друга не выносили. Однако им ничего не оставалось делать, как терпеть это весьма необычное — «неравновесное» — положение, поскольку изменить ситуацию в свою пользу оба были не в силах. Вспоминая о Бронштейне, мало кто обходился без эпизодов, которые можно назвать «...но истина дороже». Вот один такой. 1935 год. Докторская защита Бронштейна. Выступает В. А. Фок — его оппонент и за пять лет до этого университетский преподаватель. Безоговорочно высоко оценив диссертанта и его работу, Владимир Александрович высказал некое соображение, касающееся не столько самой диссертации, сколько теоретической ситуации в целом. Бронштейн возразил решительно, не используя никаких обычных в таких случаях формул вежливости. Он был совершенно не согласен с замечанием Фока и не считал нужным скрывать или маскировать свое несогласие в вопросе, который продумал. По свидетельству очевидцев, возражал Бронштейн так напористо, что стало неясно, кто здесь защищается. Надо при этом иметь в виду, что Фока и Бронштейна связывали теплые отношения и глубокое взаимное уважение. Связывала их и работа в ЛФТИ, и преподавание в ЛГУ, где Фок заведовал кафедрой квантовой механики, а Бронштейн (языком отдела кадров) исполнял обязанности заведующего кафедрой теоретической физики. О том, что система ценностей Бронштейна имела общественное звучание, свидетельствует отрывок из его письма Фоку в апреле 1937 г.: «Я придерживаюсь того (несколько подозрительного по своему происхождению) взгляда, что "общественное благо выше частного блага". Не понимаю, как можно при обсуждении вопроса о том, кто будет учить физиков механике, принимать во внимание, что Н. — симпатичный человек и что он нуждается в деньгах. ... Н. настолько некультурен, что рассматривает преподавание как дань, которую должен заплатить государству научный работник для того, чтобы ему дали средства к существованию и возможность в свободное время заниматься научным творчеством (я намеренно оставляю в стороне вопрос о возможном качестве научного творчества самого Н., так как этот взгляд все равно неправилен и нечестен, независимо от того, высказывает ли его хороший или плохой ученый)» [99]. — 150 —
|