Окно. Звезда в зените. Глаза, куда глядите? Глаза глядят на стены: не выбраться из плена. Кирпич, и черепица, и пол…Кругом – граница. Я стиснут ей до боли. Звезда горит на воле. Однажды день настанет – и стен совсем не станет. И хлынет свет. Стираясь, все грани сгинут. Радость! Но я, навек ослепнув, глаза сомкну. Нелепо… Свобода! Но над полем моя звезда – в неволе. («Юность», перевод С.Гончаренко) Узнав, что Алейксандре пишет, друзья посоветовали ему показать свои литературные опыты в журнале «Ревиста де Оксиденте» («Revista de Occidente»), где и были впервые напечатаны его стихи (1926). В мае 1927 года Алейксандре с семьей переезжает в северное предместье Мадрида на небольшую виллу, где и проводит всю свою жизнь. В том же 1927 году отмечалась трехсотлетняя годовщина со дня смерти великого испанского поэта Луиса де Гонгора-и-Арготе. Группа молодых писателей-сюрреалистов, в число которых вошли Алейксандре, Хорхе Гильен, Дамасо Алонсо, Рафаэль Альберти, Луис Сернуда, Федерико Гарсиа Лорка и другие, объявили себя последователями Гонгоры и стали называться «поколение 1927 года». Один из первых сборников В. Алейксандре К этому времени и относится появление «Округов». Алейксандре начинает читать работы Зигмунда Фрейда, которые использует для истолкования испытанных им во время болезни патологических видений. Влияние сюрреализма и фрейдизма прослеживается в «Страсти земли» («Pasion de la tierra»), где балладная форма уступает место ритмической прозе и белому стиху, состоящим, на первый взгляд, из бессвязных образов. Создание «Страсти земли» относится к 1928-1929 годам, однако это произведение было опубликовано лишь в 1935 году. Тем временем Алейксандре написал «Шпаги точно губы» («Espadas como labios» 1932), где наиболее ярко проявились тенденции нигилизма, а также сборник эротических стихов «Разрушение или любовь» («La destruccion о elamor», 1933). За последнюю книгу, которую многие считают его лучшим произведением, он получил в 1933 году Национальную премию по литературе. Мутится мысль. И смущена душа. Кого сейчас мои ласкали губы? Свет или сгусток мглы меня погубит, мой жар в себя вбирая не спеша? Как билось сердце, грудь мою круша, как пела кровь и как трубила в трубы! Но, верно, страсть, ослепнув, шла на убыль: уже мерцает дно ее ковша. Ты здесь струилась меж моих ладоней, рекой упругой подо мной текла, вникая кровью в дрожь моих агоний… Все кончено. Закатная зола не лжет рассудку. Свет потусторонний надежно заволакивает мгла. — 224 —
|