|
Увольнение Охотникова из школы сопровождается привычным набором лицемерных напутствий: «– Больше того, я убежден, что в другой школе вам безусловно удастся завоевать доверие и любовь коллектива . Он встал и протянул мне свою короткую руку, точно тем же движением, каким делал это год назад, когда направлял меня в эту школу, из которой сейчас убирал… И слова о доверии и любви коллектива он тоже произносил тогда. Насколько я заметил, он всегда разговаривает „крупноблочным“ способом. У него нет в запасе отдельных слов, которые можно переставлять, а есть блоки, из которых он строит свою малогабаритную речь». Охотников немало размышляет в повести над этими особенностями советской жизни: «Мальчиков и девочек мы учим в школе связному изложению своих мыслей, а тут взрослый дядя бубнит знакомые всем сочетания звуков, да еще записанные не им, а кем-нибудь из инспекторов. Может, потому и надо писать все это, что говорить без мыслей гораздо труднее? Попробуй выучи наизусть пустую трескотню, да еще такую, в которой нельзя переставить ни одного слова. Тут, действительно, уже вопрос механической памяти, а она может подвести». Но не только размышляет, а то и дело почти инстинктивно противостоит ей в разговорах с разными персонажами рассказа. «Человек должен быть хозяином своей судьбы . – То есть? – спросил я». Сам вопрос этот весьма примечателен. Дело в том, что в советской жизни предполагалось, что все всё понимают одинаково – и все говорят на одном языке, не вдумываясь в содержание произносимого. На самом деле человек в Советском Союзе ну никак уж не был хозяином своей судьбы . Но он должен был делать вид, что принимает это утверждение всерьез. Между тем второй герой рассказа сохранил свое живое и оригинальное отношение ко всему, что видит и в чем участвует – и даже сумел не заразиться общесоветским языком. И он путает советским чиновникам, ведающим школьным образованием, все карты, – что неминуемо ведет к его увольнению из школы. На решающем собрании некоторые пытаются его защищать – но он сам им мешает, упорно не желая принять пустоту советского языка за норму. «– …Товарищ Охотников совершил грубые ошибки , но это потому, что он у нас недавно, вот осознает сейчас, поварится в общем котле , и все будет в порядке. Когда мне дали слово, я с места сказал, что не могу осознать то, с чем не согласен». И хотя девушке-героине он явно нравится, она все равно норовит его «воспитывать» – просто не знает, как иначе общаться. Их диалог – это две разных системы речи, поскольку она-то привычно пользуется советскими штампами. — 43 —
|