Утверждается не идеологическая связь, а невынимаемость человека из условий рождения: «комиссары» были у его колыбели и пребудут близ нее (в прошлом) и близ его последнего одра – в будущем. Комиссары в пыльных шлемах подспудно уподоблены феям в высоких колпаках , склоняющимся над колыбелью ребенка. Именно эти выходящие за пределы данного текста ассоциации обеспечивают поэтическую силу и долговечность строк, привлекших внимание Набокова.[172] В стихах тех лет появляется часовой как символ верности , преданности, постоянства, долга. (Название первого поэтического сборника К. Ваншенкина 1951 года – «Песня о часовых».[173]) Было только две возможности его поэтической реализации – погрузить его в контекст «далекой гражданской» или второй мировой, она же – вторая Отечественная. Первый вариант появляется в 1957 году в ожившей на недолгое время поэзии Михаила Светлова – «Первый красногвардеец»: Я вижу снова, как и прежде, — … Стоит озябший часовой.[174] У Светлова есть строки, близкие к одновременно слагаемым песням Окуджавы или предваряющие их: Дай, я у штаба подежурю, Пойди немного отдохни!.. … Далекие красногвардейцы! Мы с вами вроде старики… Погрейся, дорогой, погрейся У этой тлеющей строки! Этот же ход – в другом по материалу стихотворении («Разговор с девочкой», 1957): Я вижу – на краю стихотворенья Заплаканная девочка стоит.[175] Там же: У меня оборваны все связи С дрейфующею станцией любви.[176] Или – в том же 1957 году: Как мальчики, мечтая о победах, Умчались в неизвестные края Два ангела на двух велосипедах — Любовь моя и молодость моя. «Бессмертие»[177] Поэзия – моя держава, Я вечный подданный ее. «Моя поэзия»[178] Тремя годами позже у поэта предшествующего Светлову поколения – Николая Асеева – появится стихотворение, невольно сбивающееся при чтении на одну из мелодий Окуджавы, близкое к ритмико-синтаксическому строю его песен (в том числе и уже известных к тому времени) по крайней мере несколькими фрагментами («Три – не родных, но задушевных брата, / деливших хлеб и радость пополам»; «Они расселись в креслах, словно дети, / игравшие во взрослую игру»[179]) и во всяком случае – финальными строками: Три ангела в моих сидели креслах, оставивши в прихожей крыльев шелк. «Посещение», 1960[180] (К тому же и речь в стихотворении идет о поэтах и поэзии.) Или: … Отчего ж — лишь осыплет руладами — волоса холодок шевелит и становятся души крылатыми?! — 44 —
|