|
Существует то ли врождённое психолингвистически, то ли происходящее от обучения и социального становления желание быть правильным в языке. Оно чаще всего увязано с осведомлённостью, но не с обоснованием. «Не допрашивайте почему. Просто известно, что правильно так». Эта банальность верна: язык относится к первоначальному натуральному познанию мира – от мамы, семьи, окружения, начальной школы. Унифицирующую роль играют средства массовой информации. Лишь позже развивается рациональность, и разум связывает утверждение если не с доказательством, то опять же… правильно, потому что так у Пушкина, Тургенева, Бунина… Так в словаре Ожегова. Самая тема возникает, когда говорят, пишут не так, как считается правильным в моей среде. Но механизм внедрения остаётся более сложным, чем кодирование нормы само по себе. С.И. Ожегов уточнил сюжет наблюдением, что многие неправильности обычно просто не замечаются, что в каждый данный период есть некоторый, попавший в светлое поле общественного сознания, как правило, не очень большой их набор, существующий как оселок для суждений о языковой культуре человека. К таким, по его выражению, «лакмусовым бумажкам определения культуры языка» относились в середине прошлого столетия ударения мо?лодежь, ква?ртал, по?ртфель вместо молодёжь, кварта?л, портфе?ль . Вряд ли эти ударения «действуют» сегодня: популярные строки «Эту песню запевает молодёжь … эту песню не забудешь, не убьёшь» затмили влияние украинского мо?лодь. Ква?ртал перестал посягать на общелитературное кварта?л , замкнувшись в бухгалтерской сфере. Сегодня не очень понятна ходячая шутка: разница между до?центом и доце?нтом в том, что у первого в по?ртфеле доку?менты , а у второго в портфе?ле докуме?нты . Международное портфо?лио окончательно помогло устранить по?ртфель , да и сам он заменился сумкой, папкой, рюкзаком. Конкретный набор таких «лакмусовых бумажек» не очень велик, он социально осознан, исторически изменчив. Дореволюционный узус ограничивался словами еда, провизия , в воинских кругах употребляли слова провиант, продовольствие . Последнее слово стало самым распространённым в первые советские годы, постепенно заменяясь на продукты (эмигранты, зная лишь учёное выражение продукты распада , смеялись). Сегодня обходятся без этих слов, предпочитая купить еды (поесть ), молока, хлеба, сходить за рыбой, колбасой, хлебом в магазин – гастроном, супермаркет. Как и сегодня, не замечали колебания на две?ри /на двери?, в но?чи /в ночи? , но ясно ощущали недопустимость ударения в свя?зи при норме в связи? : настроение тогдашнего социума разводило их – в этой свя?зи ощущалось в смысле грешных, интимных отношений, тогда как в этой связи?, в связи? с этим – лишь как нейтральное союзное слово. В эпоху повсеместных очередей вопрос «Кто последний?» звучал унижающе и опасно; его противники ссылались на лётчиков, которые никогда не говорят в последний полёт , но только в следующий . Предпочитали тоже не так уж возвышающий «Кто крайний?», а ещё лучше – «За кем я буду?» Очереди тогда играли важную роль, и существовал строгий этикет общения в них: «Откуда узнали?» – «В очереди вчера говорили»; «Почему опоздал?» – «В очереди два часа простоял. – Зачем стоял-то?» – «Бананы давали»; «Я отойду, скажите, что я за вами заняла». Сегодня молодёжь может не понять и другой частый вопрос в поликлинике: «Вы к кому сидите? Ах, тоже к окулисту?» Нынешняя молодёжь намного терпимее, она просто не замечает, в отличие от предков, ломавших из-за них копья, зво?нишь – звони?шь, кто последний – кто крайний . — 122 —
|