|
После смерти Сталина и особенно после доклада Хрущева на XX съезде КПСС в конце февраля 1956 года ситуация начала меняться. Интуристов в Москве стало много. Они приезжали к нам с валютой в бумажниках. А слово валюта в Советском Союзе, напомню, имело стойкий запах уголовщины. Иностранцам, естественно, нужно было поменять свою валюту на советские деньги. Вокруг этого все и развернулось… Валюта могла быть только в руках у государства – и ни в коем случае не в руках у частных лиц. Она выдавалась при заграничных командировках чуть ли не в последний момент – и ни один доллар, франк или марка не должен был застрять в вашем кармане при обратном пересечении границы. Правозащитник, историк-арабист И. Филыитинский вспоминает: «Когда в 1961 году я узнал из газетного фельетона о суде над Яном Рокотовым, выглядевшим под пером журналиста страшным злодеем…я невольно вспомнил хрупкую фигурку в грязной, рваной телогрейке, представшую перед нами в зимнюю пору в лагерном бараке. Разумеется, о прошлой горькой судьбе Рокотова в фельетоне ничего не говорилось. Это был невысокого роста худенький юноша, казавшийся значительно моложе своих лет. За годы работы на лесоповале в режимной бригаде, где его систематически избивали за невыполнение нормы (которую, к слову сказать, редко кто выполнял), он на время утратил способность сознательно воспринимать действительность». Перестал, например, узнавать хорошо знакомых людей. Когда после отсидки, говоря лагерным языком, большей части срока (сидел он, разумеется, по 58-й – «антисоветской» – статье) с него были сняты режимные ограничения, «молодые жизненные силы Яна взяли свое, и через несколько месяцев его психическое состояние полностью восстановилось. Он даже сумел как-то «приспособиться» к лагерным условиям…и, когда уже после смерти Сталина, дело его было пересмотрено, покидал лагерь с большим, набитом “имуществом” чемоданом, в новеньком, неизвестно где сшитом костюме. – Освобождаюсь вчистую, с полной реабилитацией! – с торжеством прокричал он мне, стоя на вахте, уже за пределами зоны, и помахивая реабилитационной справкой. – Сколько же тебе пришлось зря просидеть? – спросил я. – Около семи, – ответил Ян уже другим, несколько упавшим голосом. Тюрьма и лагерь действуют на неустойчивые в моральном отношении натуры деморализующе, особенно если человек попадает в заключение молодым, с еще не сложившимися убеждениями, этическими нормами. Негативный опыт лагерной жизни среди воров, бандитов, убийц и насильников чаще всего способствует выработке “приблатненной” психологии и морали». — 308 —
|