Женщина и спасение мира

"Ибо проходит образ мира сего" (1 Кор. 7.31). "И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек" (1 Ин. 2.17). Что-то исчезает, а что-то остается и пребывает. Мы стоим перед изменением стихий. Мифологии и науке это тоже знакомо. Образ огня используется чаще всего: огонь расплавляет материю, очищая ее, но этот переход от одного состояния в другое вовсе не является предлогом эволюции. Существует некий разрыв в трансцендентном акте Божьем. Последний день совершенно особенный: он не становится вчерашним, потому что у него нет "завтра". Он замыкает историческое время, но сам не входит в него; его нельзя найти в наших календарях, и поэтому его нельзя предсказать . Это как смерть умирающего, которая связана с какой-то датой только для окружающих; но в Конце мира окружающие, которые остались бы к тому времени, тоже не будут существовать, так как не будет самого времени. Когда мы читаем, что "...У Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день" (2 Пет. 3.8; Пс. 89.5), то важна не пропорция 1:1000, а образ меры или несравнимых эонов. Этот характер Конца может быть лишь предметом веры и откровения, и вот почему скептицизм логичен[221].

Парадоксально можно сказать так: смерть есть самая большая скорбь нашего существования, но в то же время именно смерть спасает от пошлости, в которой человек всегда рискует погрязнуть, именно она приносит в жизнь ощущение тайны и измерение глубины. У атеизма двойная абсурдность: он выводит жизнь из ничего, из несуществования, и он уничтожает живого в момент его смерти. А между тем не жизнь является элементом небытия, но смерть является элементом жизни. Проблему смерти можно понять только в контексте жизни. "Небытие", "смерть в себе" не могут существовать; они являются лишь аспектом жизни, бытия, вторичным явлением, как отрицание последствует утверждению. Нельзя рассматривать смерть как поражение Бога, потому что она не уничтожает жизнь. Нарушается равновесие, и судьба смертных поэтому предстает как логическое следствие. Смерть становится естественной, оставаясь противоестественной, о чем свидетельствует тоска умирающих. Но святые переживают смерть радостно, ликуя оттого, что освобождаются от тяжести земной жизни. Когда "сердце уязвлено сиянием Божиим" (преп. Мака-рий Египетский)[222], тогда "любовь превосходит всякий страх" (преп. Антоний Великий)[223].

В литургических текстах смерть называется "успением"; часть человека спит, а часть остается в сознании. Это отделение духа от тела. Душа уже не выполняет функции оживления тела, но как орган сознания она пребывает в духе. Уже в земном существовании жизнь во Христе вводит в общение с Небесным миром (Ин. 1.51), а смерть есть великое посвящение в духовное[224]. По Православному учению, существование между смертью и Страшным судом является состоянием, которое можно назвать чистилищем: это не место, но промежуточное состояние очищения. Литургическая молитва за мертвых —очень древняя и устойчивая тради ция. Повествование о Преображении, в котором участвуют Моисей и Илья, или притча о богатом и Лазаре, по всей видимости, свидетельствуют о том, что умершие обладают совершенным сознанием. Жизнь, прошедши через смерть, продолжается (вопрос о судьбе ненормальных детей и язычников находит себе ответ в "благовестовании в аду"). В Первом послании к Коринфянам апостола Павла (3.22) есть очень глубокие слова: даже смерть есть дар Божий, предоставленный в распоряжение человека.