Женщина и спасение мира

До сих пор встречаются богословы, которые представляют себе историю в духе блаженного Августина и его Града Божия. В действительности историческая структура чрезвычайно сложна и, по-видимому, теперь невозможно применять к ней только чистые категории священного и профанного. Кстати, объективность всякого историка очень относительна, и приходится делать выбор между несколькими возможными прочтениями истории. С одной стороны, невозможно утверждать, что существует прямой исторический вектор; даже прогресс науки на уровне синтезов указывает на историческую разнонаправленность, и после трудов Эдуарда Мейера, Шпенглера и Тойнби ясно доказано нарушение преемственности между цивилизациями. После века "Просвещения" (XVI в.), который скорее является веком затмения, ритм явно нарушается. Миф о распространении западной культуры на всю планету уже не признается в XX веке. Вырисовываются новые миры; Восток занимает все более значительное место. К тому же можно констатировать некоторое напряжение между событием (evenement), "кайросом" (xairos — вторжение трансцендентного) ирезультатом (avenement) — концом какой-либо эволюции, особенно в сопоставлении с упрощенческой схемой, состоящей из трех элементов: сотворения, падения и спасения (Боссюэ). Секулярный подход опускает начальный элемент — "сотворение" и переносит акцент на конечный элемент, который становится движущей силой, обеспечивающей ход истории, а именно: "человечество, восстановленное в своем самом совершенном состоянии" (например, счастье, или социальная справедливость, или экономическое равенство). Уже не говорится ни о "граде Божием", ни о потерянном рае, ни о примирении между Богом и человеком; говорят о человеке — творце своей собственной судьбы. Как правило, уже не найдешь историка, который описывал бы развоплощенную историю, движущуюся к своей цели, но и наивному финализму грозит крутой поворот и остановка (марксистский рай, экзистенциалистский конфликт). Остается все та же основная дилемма: этот мир или потусторонний?

Какая же точка зрения является правильной? Ее дает Библия, но всякая человеческая попытка комментировать Апокалипсис исторически проваливается. В руках у нас два конца цепи — "провиденциальное" и "прогрессистское", иначе говоря, история и метаистория, и, конечно, мы выигрываем в отношении глубины, если отводим место тайне, чему-то неизреченному.

Философия истории, очень модная в XX веке, уступает место богословию истории. Вместо этических принципов добра и зла открывают Бога и Сатану, и от идеи Бога переходят к Его живому присутствию: Бог истории становится Богомв истории. И именно Воплощение Христа полностью изменяет динамику и значение истории: Христос — в центре истории. Все, что Ему предшествует, является лишь преобразованием, а все, что после,—лишь расширением Воплощения, временем Церкви. И жизнь Церкви представляется как новое измерение жизни, как способность придать новое качество истории, потому что она открывается предельному. Это великое повторное открытие эсхатологии. С этой точки зрения нужно сказать, что история, хотя и не определяется, но тем не менее обуславливается элементами, которые не являются историческими. Действительно, у истории есть начало, и у нее будет конец, но она не автономна; была доисторическая эпоха, и будет постисторическая; эти величины живут в ней, действуют и обуславливают историческую задачу, неизменную во все времена. Человеку не дано изменить тему своего существования, избежать своей судьбы; он может лишь изменить знак исторического на положительный или отрицательный. Это вполне объясняет, почему история не может ни продолжаться бесконечно, ни остановиться произвольно. Мы стоим перед проблемой конца истории, который слагается из элементов трансцендентного (действия Божьего) и элемента имманентного (внутренней зрелости истории). Эта проблема показывает, что эсхатология имеет свой исторический постулат, свои исторические предпосылки, человеческую меру своего исполнения, но — при участии небес ных сил, ангельских и бесовских. Оставаясь сокрытым, смысл тем не менее существует и управляет историческим временем. Можно сделать очень обобщенное утверждение: абсолютным субъектом истории является Христос, только в Нем человечество — в качестве Его Тела — Церкви — также является субъектом истории. Но является ли Христос царем истории? Да, но по образу Его входа в Иерусалим, то есть кенотическим образом (под покровом смирения), сокрыто, недоступно для чувств, но более чем зримо и совершенно очевидно для веры. История, подобно притче о пшенице и плевелах, представляет собой смешение внешней видимости и сокрытой глубины (Мф. 21.22-30).