Это же касается всех видов искусства и самых различных видов творчества. Христианство ничего этого не боится. Оно стоит открыто. И внемирная суженная модель — это наследие прошлого. Это средневековье в дурном смысле слова, увы, еще живущее теперь. Оно нередко привлекает неофитов, которым кажется, что они становятся истинными христианами, если надевают черный платочек и ходят какой–то особой птичьей походкой. Ничего этого не требуется. Это лишь пародия, это карикатура. Внешнее и внутреннее находятся в очень сложном соотношении. Есть тенденция, которая говорит: у меня все духовное вот тут, внутри, мне ничего не надо из внешнего. Но это глубокая ошибка, потому что человек все свои переживания так или иначе выражает. И он не может остаться бесплотным духом, который равнодушно стоит и только где–то в глубине души переживает. Нет. Все выражается, воплощается, воплощается в жест, мимику; переживание вместе — души и тела. Но, в то же время, у внешнего, скажем, у обряда, есть некое коварство, есть некий подводный камень, а именно: тенденция превращаться в самодовлеющее начало. Очень хорошо, когда человек, сосредоточившись перед лицом Божиим, осенит себя крестным знамением. Но постепенно он может о главном забыть и продолжает креститься. И вот в народе уже слова «молиться» и «креститься» стали одинаковыми. И когда бабушка говорит внуку: ты молись, молись, — она вовсе не имеет в виду его сердце. Она имеет в виду, чтобы он помахал ручкой, сделал крестное знамение. Так незаметно внешнее начинает вытеснять внутреннее. Является ли это опасностью для христианства? Нисколько. Это неспецифическая опасность. Фарисейский механизм работает в любом духовном движении. Потому что внешнее всегда проще. Поэтому фарисеи евангельских времен соблюдали тысячи обрядов, но внутреннее, духовное у них оставалось часто мертвым. И такое фарисейское внешнее благочестие живет где угодно и когда угодно. В диалектике двух элементов: внешнего и внутреннего, открытого миру ив то же время сосредоточенного, — заключается самая глубинная истина Писания. И когда мы всматриваемся в нее, мы находим в итоге главную формулу, последнюю формулу. Духовное сообщество людей, идущих к высшей цели, несомненно, представляет собой все–таки некое обособленное целое и в то же время это сообщество открыто всем и всему миру. Основание Церкви уходит в древние ветхозаветные времена. Когда Бог призвал Авраама, Он сказал ему: отделись, выйди из своей страны, из дома своего отца, стань странником. Обособление. И в то же время ему было сказано: но через тебя благословятся все племена и народы земли. Вот эта антиномия, этот парадокс Библии, он остается живым и сейчас. Да, тот, кто хочет глубинно, духовно развиваться, должен выстраивать ограду вокруг своей души. Иначе шум мира все заглушит. Но в то же время тот, кто не хочет превратить это в маленькую резервацию, в душный лампадный мирок, в котором дух не может жить, тот человек не должен делать эту ограду абсолютной. Это как вдох и выдох. Это как общение с многими и общение с одним. Это как уединение и общение. Это как день и ночь. Это как то, что соединяется вместе. — 304 —
|