Радостная Весть

Надо сказать, что ещё Елена Петровна Блаватская всегда ссылалась на некоторые указания таинственных мудрецов, которые на Гималаях ей оттуда давали сигналы. Эти махатмы передали Советскому правительству такой текст, в котором одобрялось и разрушение церквей, и разрушение культуры, разрушение старого мира во имя какого–то светлого будущего. Когда я читал этот текст — вы можете найти его в биографии Рериха, изданной в серии ЖЗЛ, то меня, признаться, передёрнуло… Если это махатмы, то какие–то очень сомнительные махатмы. В то время Рериху казалось, что… Миф о Шамбале, о некоем царстве, так сказать, духовных сил, он имеет на Востоке эсхатологический привкус, то есть ожидание переворота мира, конца мира. И поэтому он очень заинтересовался, когда узнал, что многие азиаты, которые становились под красные знамёна, шли в бой за Шамбалу. Шамбала с коммунизмом у них сливалась в одно целое. Конечно, всё это было страшной эклектикой. Необычайная каша, потому что, с одной стороны — политический миф, с другой стороны — народные легенды, с третьей — какие–то непроверенные слухи о каких–то обитателях Тибета. Всё это питало воображение, захватывало, играло на чувствах таинственности, о которых я вам говорил, но едва ли могло резко изменить дело.

В своих книгах, которые Елена Ивановна назвала «Агни–йога», она пыталась активную христианскую этику внедрить в восточный созерцательный мистицизм. Но когда читаешь её писания, писания Блаватской, Кришнамурти, Анни Безант, то невольно приходишь к выводам, к которым пришел известный русский философ Борис Вышеславцев. (Он умер в Париже, в эмиграции. Надеюсь, что он скоро вернётся к себе на родину в своих книгах.) Он писал: «Надо знакомиться с Востоком по его подлинным древним памятникам, нам не нужны вот эти переделки, которые имеются в теософии.» Это почувствовал и сам Кришнамурти, тот юноша индийский, которого хотели сделать новым мессией. В двадцать девятом году он порвал с теософским обществом, уехал в Соединённые Штаты, где стал религиозным писателем пантеистического толка, что в общем в Америке всегда было любезно.

Итак, мы можем сказать, заключая этот очень беглый обзор, следующее. Что для христианского сознания уникальность каждой личности исключает идею странствия душ, но для христианского сознания остаётся очень важным учение о перевоплощении совсем в другом смысле. В каком же? Христос говорит нам: «Если человек хочет идти за Мной, он должен отказаться от себя, отдать себя и взять свой крест».

Уметь перевоплотиться в другого человека не метафизически, а нравственно, через любовь и сострадание, через умение выйти из тюрьмы и клетки собственного «я», чтобы уметь сопереживать с другим человеком, слиться с ним, но не потеряв при этом своего «я». Ибо тот, кто отдаёт себя, тот и приобретает. Перевоплощение как бы приземляет, делает вещественным идею бессмертия души. Между тем, тайна здесь выходит за пределы земного существования, речь идёт не о повторах, а о непрерывном развитии человеческой личности, и, сколько бы ни существовало миров, человек развивается в каждом. Ведь мы на самом деле берём отрезок нашего земного бытия только как момент развития, потому что человек — могущественное и священное создание.