Наверное, некоторые из вас читали повесть Куприна «Суламифь», написанную на эту тему. Это совершенный вымысел писателя. Там говорится о любви царя Соломона к девушке Суламифь, которая была погублена. Едва ли тут речь идет об этом. Прежде всего, о любви царя и девушки никакой речи там нет. Девушка ищет своего жениха, а ее жених— пастух — ищет ее в полях. И каким–то странным образом она попадает в гарем царя. Я думаю, что наиболее правдоподобны мнения тех, кто считает, что это слова девушки, насильственно уведенной в гарем. Можно легко себе представить, что царь набирал себе для престижа огромный гарем — если он где–то видел хороших, красивых девушек, то приказывал их туда отвозить. И я думаю, что с точки зрения средней девушки это считалось большой удачей и большой честью, потому что она становилась, конечно, не царицей, но все–таки обитательницей дворца. Решались и материальные проблемы. И здесь, как мне кажется, речь идет именно о девушке, которая восстала против роскоши, против этого дворца, потому что любила другого человека. В книге упоминается очень древний город Фирца, который был столицей Северного Израиля еще в X веке до нашей эры. Упоминание такого архаичного места показывает, что, по–видимому, основы текста очень древние. Но нам ведь важно не это, а важен смысл. Я зачитаю вам несколько строк, и вы поймете, что далеко не восторг от пребывания в гареме запечатлен в этой книге… Девушка не хочет, она убегает, убегает ночью, но воины хватают ее по дороге, а ей всюду слышится голос любимого: Голос милого! Вот он подходит, Перебираясь по горам, перебегая по холмам, — Мой милый подобен газели или юному оленю. Вот стоит он за нашей стеной, Засматривает в окошки, заглядывает за решетки. Молвит милый мой мне, говорит мне: «Встань, моя милая моя прекрасная, выйди! Ибо вот зима миновала, Ливни кончились, удалились, Расцветает земля цветами, Время пения птиц наступило, Голос горлицы в краю нашем слышен, Наливает смоковница смоквы, Виноградная лоза благоухает — Встань, моя милая, моя прекрасная, выйди!.. Дай увидеть лицо твое, дай услышать твой голос.[19] (2. 8–14) Она спит. Я сплю, но сердце не спит… Голос милого — он стучится: «Отвори мне, моя милая, моя сестра, моя нетронутая, моя голубка, Голова моя полна росою, и мои кудри — каплями ночи!» Сняла я хитон — не надевать же его снова! Омыла я ноги — не пачкать же их снова! Мой милый руку просунул в щелку — От него моя утроба взыграла. Встала милому отворить я, а с рук моих капала мирра, — 75 —
|