|
Постепенно реальная монархия тускнела в глазах народа, и проступало истинное грядущее Царство Божие — царство свободы, царство справедливости, царство добра, царство благословения! Это мы начинаем предчувствовать уже в дальнейших Книгах Царств, о которых поговорим при нашей следующей встрече. 14 марта 1990 года Исторические книги Ветхого Завета (лекция вторая)Сегодня мы завершаем беглый обзор так называемых Исторических книг Библии. Хочу вам еще раз напомнить их структуру. Первая часть Исторических книг содержит Книгу Иисуса Навина, Книгу Судей, 2 Книги Самуила (в греко–русской традиции 1–я и 2–я Книги Царств) и 2 книги Царей (в нашей традиции 3–я и 4–я Книги Царств). В греко–русской традиции к ним примыкает маленькая Книга Руфь. Второй цикл Исторических книг, более поздний, называется Паралипоменон, или «пропущенные дополнения»; иногда этот термин некоторые писатели, философы, литераторы из снобизма употребляют для обозначения каких–то дополнений или приложений к главному корпусу своего труда. В центре Исторических книг находится образ Давида, о котором мы уже с вами говорили. Исторический Давид — фигура яркая, славная, одаренная многообразными талантами, он и поэт, и музыкант, и одаренный полководец, и весьма обаятельный человек. Но он — сын своего века, ставший одно время почти разбойником, расправлявшийся довольно сурово со своими политическими врагами, то есть фигура сложная. Если мы возьмем трактовку Эрнеста Ренана, который изображает его просто грубым бандитом, или трактовку средневековой легенды, которая пытается представить Давида в виде святого (в нашем понимании), то истина будет лежать посередине. Изображая Давида на основании подлинных документов и сказаний своего времени, Библия, конечно, дает нам ценный исторический материал. Более того, большие фрагменты из юности и воцарения Давида — это блестящая историческая проза, не уступающая по своей живописности, живости произведениям греческих историков, например, Геродота, хотя написана за несколько столетий до не го. Перед нами, может быть, один из первых образцов историко–художественной прозы. Но в целом она до нас не дошла. Составитель Исторических книг берет блоки, далеко не равные по объему, и помещает их в ряд, конструируя нечто свое, самостоятельное. Какая здесь господствует мысль? Составитель говорит о том, что монархия не имеет обоснования власти в самой себе. Только сакральное помазание, только некая санкция, которая дается свыше, делает царя царем. Без этой санкции он — никто. — 40 —
|