|
Кедры — это огромные хвойные деревья на горах Ливана. Тамо птицы возгнездятся, Еродиево жилище предводительствует ими… («еродий» — это аист) Горы высокия еленем, камень прибежище заяцем. (103. 10–11, 16–18) На самом деле в оригинале стоит слово «ша–фан», которое перевели как «зайцы» — это такие зверьки, родственники слонов; их называют даманами (посмотрите в любой энциклопедии). Сотворил есть луну во времена, Солнце позна запад свой. Положил еси тму, и бысть нощь, В ней же пройдут вси зверие дубравнии. Скимни рыжающии восхитити, И взыскати от Бога пищу себе… «Скимны», то есть львы, молодые львы… А потом наступает утро: Возсия солнце, и собрашася, И в ложах своих лягут. Изыдет человек на дело свое, И на делание свое до вечера. Дальше картины моря: Сие море великое и пространное, Тамо гади, ихже несть числа, Животная малая с великими, Тамо корабли преплавают, Змий сей, его же создал еси ругатися ему… (103. 19–27) Змий, или левиафан (в синодальном переводе), — это морское чудовище, мифологический образ, сотканный из представлений о морских животных, и его можно толковать по–разному; слово «левиафан» происходит от финикийского лотану — это олицетворение морской стихии, мировой дракон. Но у псалмопевца он не бог, а морское животное типа лох–несского чудовища, которое плещется в водах. Дальше очень важные слова: Вся к тебе чают, дати пищу им во благо время. Давшу Тебе им, соберут, отверзшу Тебе руку, всяческая исполнятся благости… И вот важные слова: отвращщу же Тебе лице, возмятутся, отъимеши дух их, и исчезнут, и в персть свою возвратятся; (103. 27–29) То есть и животные, и растения, и человек — все живут духом Божиим; если нет духа, то они возвращаются в персть, то есть в пыль, в прах, в небытие… «Благослови, душе моя, Господа», — так кончается этот псалом, как и многие другие. И наконец, последний вопрос, который можно здесь поставить. Псалтирь называется книгой хвалений, славословий, в ней человек благословляет Бога. Что же это означает? Мы часто в расхожих разговорах и в литературе встречаем мнение, что молитва есть выпрашивание, уговаривание, настаивание. На самом деле в глубине своей, хвала Богу — это не то, что хвала человеку. Богу не нужно это. Но любовь без хвалы не бывает. Вся лирическая поэзия теснейшим образом связана с этим. Человек не может не говорить об объекте своей любви. Он говорит ему самые прекрасные слова. Он радуется о нем! — о том, что это существо есть, что оно существует. Так вот, в тайне мистики — славословие есть радость о Господе, радость, которая не может молчать, она подобна ручью, который пробивает все препоны и выходит наружу. И когда человек славит Бога, от этого он чувствует еще большую полноту жизни. Поэтому Псалтирь, хотя и является книгой бурь, тревог, страхов, поражений и снова побед, — она необыкновенно жизнеутверждающая. — 105 —
|