Истина и идолы

* * *

Идея прогресса в атеистической социологии есть не что иное, как перенос дарвинистского понимания эволюции животного мира в область мира человеческих отношений и истории. Идея неуклонного движения общества вперед породила новейший социологический тезис о том, что нынче человечество якобы вступило в эру, именуемую "постхристианством". По замыслу изобретателей данного термина, он должен обозначить настоящее и будущее состояние истории человечества. К великому сожалению, многие христианские публицисты начали использовать термин "постхристианство" с полным усвоением того разрушительного смысла, который был заложен в него ловкими "мейкерами" от социологии. Например, нас призывают к тому, что "пора осознать, что мы вступили в постхристианскую эру и переживаем процесс, обратный тому, который переживало человечество при вхождении христианства в историю" [94]. Но так ли это? Права ли либеральная социология? Или все же между ней и христианской историософией существует фундаментальное и принципиальное различие, о котором мы не должны никогда забывать?
Либеральная социология, тесно связанная в лучшем случае с атеистическим сознанием, представляет христианскую цивилизацию как временный этап на пути бесконечного прогрессивного развития человечества. Главное для нее - внушить человеку, что за "вхождением" христианства в историю должен последовать его "выход".
Главное же для христианской историософии - это открытие той истины, что "выход" христианства из истории невозможен ни физически, ни метафизически, ни как бы то ни было вообще. Даже приход антихриста и все события связанной с ним трагической для человечества эпохи будут происходить в христианскую эру. Диакон Андрей Кураев пишет: "Три с половиной года проповедовал Спаситель. Его зеркальное отражение - антихрист - будет открыто править три с половиной года (1260 дней [Откр. 11, 3]). И среди христиан произойдет величайшее разделение: на тех, кто примет печать зверя, и тех, кто спасет свою душу - ценой изгнания и скорби" [95]. И эти те, "кто спасет свою душу - ценой изгнания и скорби", те, кто чувствовал присутствие Бога всегда: в каждой мысли, в каждом событии, в каждом поступке,- они и будут последними и вечными свидетелями Его всебытия.
В I веке христианство вошло в историю. Это вхождение так изменило культуру, что до сих пор вне христианства она не может быть понята в своем существе и смысле. В.В. Зеньковский пишет: "Не следует забывать, что европейская культура, при всей сложности своего состава [96], была и остается доныне (и будет оставаться.- И.С.) христианской культурой - по своим основным задачам и замыслам, по своему типу: из христианства она преимущественно выросла, его упованиями и идеалами она питалась, в христианстве обрела она свои духовные силы и от него взяла любовь к свободе, чувство ценности личности" [97]. Даже само умаление роли христианства в современной культуре фиксируется понятиями, от христианства происходящими, с ним связанными и определяющими себя через отношение к христианству, как-то: "безрелигиозная культура", "постхристианская эра".
В то же время нельзя утверждать, что за понятием "постхристианство" нет никакой реальности. Напротив, это та сложность состава, говоря словами В.В. Зеньковского, которая была и остается доныне свойственной культуре. Современная ситуация - это не постхристианство, а вечно возвращающееся противостояние христианства и многоликого язычества. Из этого противостояния история христианства никогда не выходила. Менялись лишь его виды, степень остроты и масштабы. Не раз в истории европейской культуры это противостояние принимало предельные формы: в I-III веках, в эпоху Реформации, во время двух мировых войн и т. д. В 1900 году Вл. Соловьев пророчески писал: "Я чую близость времен, когда христиане будут опять собираться на молитву в катакомбах, потому что вера будет гонима - быть может, менее резким способом, чем в нероновские дни, но более тонким и жестоким: ложью, насмешкой, подделками - да и мало ли чем еще!" [98]. И действительно, Россия в XX веке явила миру страшный пример отторжения Христа, пусть даже и частью народа.
Близок к этому пределу и наступивший век. Применение оружия массового уничтожения людей, торжество разврата под видом полового просвещения, массовое распространение наркомании и алкоголизма, открытое поклонение "золотому тельцу", богоборческие новации биологической науки, бесчисленные сатанинские культы и их легализация в демократическом обществе - это современный антихристианский лик неоязыческого противостояния Богу.
И все же историческая невозможность постхристианства - это метаисторическая истина. О ней свидетельствовал в свое время и профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии архимандрит Михаил. Еще в годы первой мировой войны, обращаясь к материалистам и атеистам, в публичной лекции он говорил: "Вы победите, но после всех победителей победит Христос" [99].
Личность или общество, попирающие Христа, приходят не к постхристианству, а к отвержению Христа и, значит, не к пост-, а к антихристианству. Отвержение кем бы то ни было и когда бы то ни было Бога не означает уничтожения Его бытия. Оно означает всего-навсего немощную победу над человеком Его (опять же Его!) антипода, имя которому - не "пост-Христос", а антихрист. Нам не дано знать дат или сроков наступления последних времен, но православные люди знают, что общество, отвергнувшее Христа, обречено на один-единственный путь. И этот путь неизбежно приведет к состоянию, которое условно можно назвать "пост-история", что означает окончание лишь истории человеческого падения, но вечное торжество Божественного бытия.