|
38 Я хочу поспорить с пессимистом на уровне феноменологического, контекстуального жизненного мира. Что с вами? — могу я спросить. Вы подавлены сексуально? Тогда удовлетворите свое либидо. Вы устали и нездоровы? Измените ваше питание и начните физические упражнения. Вы ненавидите вашу работу? Смените ее, займитесь переобучением. Кто-то болен? Попытайтесь найти лекарство. Вы одиноки? Найдите любовницу или товарища. Вам угрожает ваш сосед? Помиритесь с ним или вызовите полицию. Вы обеспокоены несправедливостью? Не сидите, помогите уменьшить или уничтожить зло. Введите новое законодательство. Примите жизнеспособное решение. Человеческие недуги излечимы до некоторой степени, в рамках имеющихся возможностей с помощью разума и человеческой силы. Противоположная точка зрения, которая тревожит многих — это аргумент в конечном итоге (the long run). Если я не буду жить вечно, если я должен умереть, если всякий человек должен когда-нибудь умереть — все мои друзья, коллеги, даже мои дети и их дети — и если моя страна или общество должны в конце концов исчезнуть, тогда не бессмысленно ли все это? Что тогда делает мою жизнь действительно осмысленной? Совсем ничего?.. Это недоумение и отчаяние, вызывающее такие размышления, является глубочайшим источником религиозного побуждения, трансцендентной жаждой чего-то большего. Может ли человек до бесконечности продлить свою жизнь, жизнь своего сообщества и тех, кого он любит? Люди спрашивают в мучении и страхе: почему, кроме моего земного существования, у меня ничего более нет? Моя жена, француженка, иногда задает такие вопросы, когда мы, оставшись одни поздно ночью, разговариваем перед сном. И я слышу подобные вопросы от других. В какой-то момент происходит осознание своей конечности, тогда человек постепенно понимает, что он стареет, и его жизнь не бесконечна. Морщины на лице, дряхлеющее тело указывают, что наши силы не вечны. Молитвы, обращенные к отсутствующему божеству, не решают проблемы и не спасают душу человека от угасания. Они не избавляют человеческую жизнь от неминуемого конца. Они просто выражают страстное желание избежать смерти. Они являются личным или коллективным монологом. Того, к кому обраще- 39 ны молитвы, нет, и он не может помочь нам. Проявления религиозной набожности есть очищение души, избавляющее человека от страхов и символизирующее его надежды. Они являются односторонним актом. Не существует другой стороны, которая могла бы услышать наши молитвы и просьбы. Почему секулярный гуманизм не смог победить? Теперь можно спросить, есть ли иные, кроме психологических и экзистенциальных, причины того, почему светские философы, признающие временность человеческого существования, не смогли завоевать общественного признания? Почему религиозные институты, даже явно мошеннические и аморальные, продолжают существовать, несмотря на рост науки, всеобщее образование в развитых странах, возможность покончить с нищетой и наступление времен более здоровой жизни? Обусловлено ли это какими-то генетическими и социобиоло-гическими причинами? Несомненно, существование религии можно объяснить многими могущественными социальными причинами: культурной отсталостью, этническими обычаями и традицией, средствами массовой информации, представляющими религию как бесспорную истину, распространением религиозных принципов, институционализацией религии, сращенностью религии в одних культурах с государством, а в других — с экономической властью. — 25 —
|