|
В этом «предразводном» периоде[1536] отмечаются свои конфликтные отношения и нарушения адаптации, которые ведут прежде всего к эмоциональному разводу. Один из супругов (иногда именуемый инициатором) понимает, что их отношения развиваются по нисходящей, и начинает задаваться вопросом (сначала про себя), можно ли спасти брак. Иногда, не очень осознавая происходящее, инициатор начинает эмоционально отстраняться. Начинается постепенный поиск ответов на вопросы, связанные с разводом: могу ли я пойти на это; как отреагируют на это дети и мой партнер по браку; если я останусь один, то найду ли себе кого–нибудь; как это отразится на моей карьере? В предразводном периоде недовольство, страдание, отчаяние инициатора передается противной стороне по преимуществу неосознанно, то есть никакого упоминания о разделении может и не быть, поскольку инициатор все еще всесторонне обдумывает возникшую идею, да и не желает подстрекать противную сторону к спорам или возможному возмездию. Однако со временем сигналы с его стороны становятся более открытыми, недовольство выражается смелее; иногда инициатор старается спровоцировать противную сторону первым огласить вердикт о расторжении брака. Однако о разрыве чаще объявляет сам инициатор. Противная сторона, услышав подобную новость, испытывает шок и получает глубокую душевную травму; инициатор же имел достаточно времени, чтобы всесторонне продумать ситуацию разделения и найти определенную безопасную нишу в другом месте[1537]. Иногда разводящаяся пара обращается за помощью к душепопечителю именно в этот период, но часто перед этим один или оба супруга уже решают, что толку от душепопечения не будет и брак уже развалился. Предразводный период нередко оказывается таким напряженным, что оставляет неизгладимые следы в душе в виде тоски, тревоги, чувства неполноценности, гнева, вины и неуверенности в себе, и особенно в партнере, который хочет примириться[1538]. Затем наступает период тяжбы — время, когда супруги могут стать врагами; при этом каждая из сторон старается отсудить себе лучшее с помощью адвокатов. В этот период могут отмечаться конфликтность, недоверчивость, тревожность, неуверенность в себе, вспышки гнева и большие траты. Каждый из партнеров может брать какую–то часть вины в расторжении брака на себя, но чаще в этом винят и порицают не себя, а своего партнера. Постепенно меняются мыслительные установки: «я — человек женатый (замужем)» на «я развожусь». Чтобы все улеглось, нужно какое–то время. Подобно членам ОАР, о которых говорилось выше, один опытный душепопечитель пишет, что развод «является ужасным потрясением, которое следует пережить, но что еще ужаснее — это потрясение должны перенести дети». Процесс развода, прибавляет он, в лучшем случае неприятен. «Чаще же развод — это настоящее горе для всей семьи. Развод обычно тяжело переживают родственники и тревожно — друзья. Возможно, развод является более травмирующим событием, чем смерть в семье, поскольку разлучает членов семьи, а не сводит их вместе. Какой еще семейный кризис производит такие глубокие и глобальные перемены в стольких душах?»[1539] — 545 —
|