|
Затем меня привели в чувство уколом, но я был уже слишком слаб, чтобы идти. Поскольку я был довольно тяжел для того, чтобы подтянуть меня к той перекладине, на которой я до этого висел, понадобилось трое японских солдат. Офицер подошел ко мне и сказал: — Кажется, ты немного промок. Пришло тебе время просушиться. Возможно, тогда тебе захочется рассказать нам что-нибудь. Подвесьте его. Двое японских солдат быстро наклонились и ухватили меня за лодыжки. Я при этом не устоял на ногах и упал, с громким стуком ударившись головой о бетон. Мои лодыжки охватили веревкой и повесили меня на ту же перекладину вниз головой. Для того чтобы поднять меня на метр над землей, ям пришлось немало потрудиться. Затем медленно, словно они пытались продлить каждый миг этого занятия, японские солдаты разложили подо мной бумагу и несколько кусков дерева. Кто-то чиркнул спичкой, и бумага загорелась. Мне становилось все теплее и теплее. Затем загорелось дерево, и я почувствовал, как обгорает и морщится кожа у меня на голове. — Он умирает, — донесся до меня голос. — Но он не должен умереть, иначе вы у меня ответите за это. Он нужен нам, потому что он много знает. Затем снова веревку перерубили, и я упал, ударившись головой о горящие бревна. Я снова потерял сознание. Когда я пришел в себя, оказалось, что я лежу в полуподвальной камере на спине в луже грязной воды. Вокруг меня бегали крысы. Когда я зашевелился, они с визгом разбежались по углам. Через несколько часов пришли охранники тюрьмы, поставили меня на ноги и держали некоторое время в таком положении, потому что сам я стоять не мог. Затем со страшными ругательствами они подтащили меня к зарешеченному окошку, которое находилось как раз на уровне земли. Мои руки приковали к решетке так, что лицо оказалось прямо против окошка. Офицер пнул меня и сказал: — Ты будешь стоять здесь и наблюдать за тем, что происходит во дворе. Если ты отвернешься или закроешь глаза, тебя проколют штыком. Я смотрел наружу, но там ничего не было, кроме ровной поверхности земли. Однако вскоре во двор вышла группа заключенных, которых с невероятной жестокостью подталкивали сзади солдаты. Заключенных пригнали прямо к моему окошку и заставили стать на колени перед ним. Руки у них были связаны за спиной. Теперь их одного за другим сгибали, как лук, и привязывали руки к лодыжкам. Я непроизвольно закрыл глаза, однако тут же вынужден был открыть их, потому что мое тело пронзила резкая боль. Надсмотрщик вонзил мне в спину штык, и по ногам у меня потекла кровь. Я смотрел наружу. Там происходила массовая казнь. Несколько заключенных были заколоты штыками, остальным отрубили головы. Одному бедняге сделали что-то ужасное даже по японским стандартам: ему распороли живот и оставили медленно умирать. Так продолжалось несколько дней. Заключенных выводили во двор и казнили у меня на глазах. Я видел, как их расстреливали, закалывали штыками, обезглавливали. Иногда кровь потом текла прямо в мое оконце, и тогда крысы все вместе бросались к ней. — 159 —
|