Доктор из Лхасы

Затем мы увидели, что к люкам притянули шланги, и в трюм полились потоки морской воды. Мы едва не утонули. Вода поднялась нам по пояс, затем по грудь, а затем под самый подбородок. В ней плавали трупы. Затем до нас донеслись крики по-японски и поток воды прекратился. Один из офицеров подошел к люку и заглянул внутрь. Потом он долго жестикулировал и объяснял что-то другим. Он кричал, что если воду немедленно не откачать, корабль пойдет на дно. Поэтому в трюм сбросили еще больший шланг и вскоре воду откачали.

Весь этот день и всю последующую ночь мы сидели в трюме, замерзая в своей мокрой одежде и задыхаясь от вони разлагающихся тел. На следующий день нам разрешили подняться наверх группами по два-три человека. В конце концов дошел черед и до меня. Я поднялся на палубу и был грубо допрошен. Их интересовало, куда девалась табличка с моим номером и именем, которую я должен был носить на одежде. В конце концов мою личность установили по списку, и меня втолкнули в катерок, который был и без того переполнен. На нем собрались озябшие на ветру люди, совсем раздетые или в таких лохмотьях, что одежда, висящая на пугале, показалась бы им роскошным убранством. В конце концов вода поднялась чуть ли не до уровня палубы, угрожая затопить катерок, если на борт ступит еще хотя бы один человек. Японцы решили, что больше в него уже никто не поместится. Поэтому катерок отшвартовался от сухогруза и, пыхтя мотором, потянул нас к берегу.

Так я впервые ступил на японскую землю. На берегу нас поместили в лагерь, который представлял собой обтянутую колючей проволокой свалку под открытым небом. Несколько дней нас держали здесь, пока японцы не допросили всех новоприбывших мужчин и женщин. Затем из нас отобрали группу, которую отправили в тюрьму, находящуюся за несколько миль от берега. Здесь для нас уже подготовили свободные места.

Во время допросов один из заключенных, белый человек, раскололся и рассказал японцам, что я помогал другим бежать из лагеря и что несколько человек, умирая, передали мне важные тайные сведения. Поэтому меня снова стали допрашивать. Японцам во что бы то ни стало хотелось развязать мне язык. По моим документам они видели, что все прежние попытки добиться этого были безуспешными, и поэтому старались вовсю.

Ногти, которые у меня за это время уже успели отрасти, снова были вырваны и присыпаны солью. Поскольку это не заставило меня говорить, меня снова подвесили на сутки за два больших пальца рук. Я очень страдал, но японцы не добились ничего. Веревка, на которой я висел, была перерезана, и с глухим стуком я повалился на бетонное покрытие двора. Меня били прикладами, солдат прыгал на животе и выкручивал мне руки. Все это время меня не покидала мысль о том, как хорошо у них все это отработано! Затем меня привязали к металлической штанге, засунули мне в рот резиновый шланг и включили воду. Мне казалось, что я задохнусь от нехватки воздуха, захлебнусь водой или лопну от давления изнутри. Каждая клеточка тела, казалось, наполнилась водой, а все мое тело представлялось мне воздушным шаром. Боль была невыносимой. В главах у меня мерцали огоньки. Внутри головы, казалось, появилась огромная тяжесть, и я потерял сознание.