|
Вопрос: Не считаете ли вы, что регрессия, которая возникает при анализе, может иметь разрушительное влияние на способность личности выполнять роль супруга или родителя? Если это так, то как вы предлагаете с этим работать при супружеской или семейной терапии? Мармор: Возможно, я не выразил достаточно ясно того, что одно из других важных отличий в современной работе по сравнению с классической моделью состоит в том, что регрессия не поощряется. Ей противостоят и обращаются с ней так, что она становится частью динамического процесса, с которым вы работаете. Теория, стоящая за поощрением регрессии в классическом анализе, основана на предположении, что для выздоровления клиенту, в частности, необходимо воспроизвести инфантильный невроз в трансферентных отношениях. Эта регрессия поощряется молчанием аналитика, его нейтральностью аналитика-исследователя, использованием кушетки и идеализацией со стороны клиента “голоса позади кушетки”. В современной динамической психотерапии с регрессивным поведением работают немедленно, ему противостоят. Если клиент ведет себя как ребенок, вы интерпретируете это и говорите: “Вы заметили, что вы делаете со мной здесь и сейчас?” Клиенту, который постоянно спрашивает: “Что мне делать?” — я говорю: “Посмотрите, что вы хотите, чтобы я делал. Вы хотите, чтобы я сказал вам, что делать? Что вы думаете, вам следует делать?” Это препятствует регрессии, как и увеличение интервалов между визитами и гибкое обращение с отношениями между клиентом и терапевтом в целом. Вопрос: Мне хотелось бы услышать ваше разъяснение по поводу использования регрессии при работе со взрослыми, которые подвергались насилию или злоупотреблению, когда они были детьми. Насколько подходит краткосрочная психодинамическая терапия для таких людей? Мармор: Ну, это тема, о которой я, возможно, имею непопулярное мнение. Я полагаю, мы склонны придавать чрезмерное значение вопросу о сексуальных злоупотреблениях с детьми. Это становится очень модной темой в сфере психологической помощи. Я ни в коем случае не мирюсь с сексуальными злоупотреблениями с детьми. Но я думаю, что нам надо проявить осторожность, чтобы не создавать род истерии вокруг пережитого, что может создать человеку алиби на всю оставшуюся взрослую жизнь. Человек говорит: “Я пережил надругательство в детстве, и поэтому теперь я инвалид”. Я думаю, что мы должны работать с этими людьми методами психотерапии, бихевиоральной терапии, чтобы понять, какую роль сыграл этот инцидент. Однако с течением времени я обнаружил, что гораздо больше пациентов обращается ко мне по поводу депривации, пережитой в детстве скорее из-за упущений родителей, чем действий, которые они совершили. Недостаток любви, недостаток материнской заботы, холодность, разрушенный очаг — вот события, которые создают серьезные проблемы в детстве, и мы не должны предполагать, что причины психопатологии – только бросающиеся в глаза драматические травмы. Особые травматические события важны, только если они составляют часть общего климата нездоровых взаимоотношений. Даже ребенок, испытавший сексуальные злоупотребления, может быть успокоен любящими родителями и обрести помощь, чтобы преодолеть травматические переживания. Этого достичь труднее, если родители реагируют, как будто ребенок погиб для жизни, и преувеличивают чувство унижения, которое ребенок испытывает и должен нести всю жизнь. — 117 —
|