|
Позвольте мне в заключение сказать, что я многому научился из трудов Мармора в течение многих лет, что он был так добр, что пришел мне на помощь много лет назад, когда я был в осаде со стороны моих коллег-бихевиористов за то, что отбился от стада, и что добрые слова поддержки от такого выдающегося ученого-клинициста значат больше, чем я могу передать. Вопросы и ответы Вопрос: Мой вопрос касается конфиденциальности. В вашей модели, когда вы работаете с клиентом индивидуально, допускается возможность встречи с женой или семьей отдельно от клиента. Существует полемика о том, как обходиться с конфиденциальностью в таких ситуациях. Как поступаете вы? Мармор: Я уже говорил, что не стал бы видеться со значимыми другими без разрешения и понимания клиента. Когда я встречаюсь со значимым другим, я заранее говорю, что все сказанное останется между нами; что я прошу ее или его помощи в работе с моим клиентом. Если значимые другие хотят мне что-то сказать, но не хотят, чтобы это стало известно клиенту, это их решение, и я его уважаю. Я не считаю, что моя работа — говорить клиенту, что его супруг или партнер имеет связь, если клиент этого не знает, и партнер не хочет, чтобы он узнал. Но это могло бы помочь мне понять, почему партнер ведет себя таким образом. Это дает мне возможность работать с проблемой между ними с большим пониманием и больше помочь. Поэтому всякий, кто говорит со мной, не предупреждая вначале, что все им или ею сказанное может быть сообщено кому-нибудь еще, имеет гарантию конфиденциальности. Однако часто значимый другой говорит: “Все, что я говорю, вы можете сказать моему близкому человеку”. Конечно, я предпочитаю именно такую ситуацию. Вопрос: В таком случае вы связаны с неразглашением секретов? Вы привели пример, когда вам рассказали о связи, а вы не сообщили об этом вашему пациенту. Значит, вы становитесь хранителем этого секрета. Влияет ли это на терапевтическую работу, которую вы проводите? Мармор: Нет, не влияет. Я в состоянии делать это годами. Это сделало меня более эмпатичным по отношению к проблемам пациента и более реалистичным в отношении того, чем я занимаюсь. Если я продолжаю видеться со значимым другим, я пытаюсь изменить ситуацию, чтобы она была более правдивой и честной, но я могу хранить секрет и не давать ему влиять на мое сопереживание и чувствительность к проблемам пациента. Я полагаю, многие психотерапевты — это кладбища тайн! Вопрос: Я, возможно, нахожусь в несколько необычном положении, потому что поступил в резидентуру и имею хорошие шансы начать заниматься долговременным анализом. Не могли бы вы сказать о некоторых преимуществах этого процесса? Может быть, мне не следует начинать этого? Я не знаю, что делать. — 115 —
|