|
В какой степени самотрансцеденция человеческого существования простирается до биологических глубин, можно продемонстрировать на примере самотрансцедентности человеческого глаза. Способность глаза воспринимать мир обязательно связана с тем, что он не способен воспринимать сам себя. Когда глаз видит сам себя (за исключением зеркала) или какую-то часть себя? Только тогда, когда он болен катарактой. В этом случае он видит туман, то есть помутнение хрусталика. Или когда он болен глаукомой — тогда он видит вокруг источника света радужный ореол. Аналогично и человек реализует себя, когда не думает о себе, всецело отдаваясь партнёру или «погружаясь» в какое-то дело. На самом деле, редукционизм — это, собственно, субгуманизм. Дедукция субчеловеческих феноменов преобразует и человеческие феномены, одним словом, дегуманизирует их. Вспомним о совести: типично редукционистская теория рассматривает этот специфически человеческий феномен просто как результат обусловливающего процесса. Собака, которую не пускают в комнату и которая, поджав хвост, забивается под кровать, демонстрирует поведение, без труда квалифицируемое как результат обусловливающего процесса. Это поведение, некоторым образом, продиктовано страхом ожидания, то есть тревожным ожиданием наказания. Совесть не имеет ничего общего с подобными страхами. Пока человеческое поведение определяет страх наказания, надежда на похвалу или желание понравиться «хозяину», о настоящей совести не может быть и речи. Конрад Лоренц осторожно довольствовался указанием на «нравственноподобное поведение животных». Иначе поступают редукционисты. Для них нет разницы между поведением животного и человека. Специфически человеческие феномены для них не существуют вообще. Причём отрицают они эти феномены, основываясь не на результатах экспериментальных исследований, а только лишь на априорном убеждении. Для редукционистов изначально исключена возможность существования чего-то, что может быть у человека и чего не бывает у животных. Редукционисты даже позволяют себе перефразировать знаменитый тезис сенсуалистов и говорить: «Nihil est in homine, quod non prius fuerit in animalibus»[140]. He бывает, чтобы природа не совершала скачков. Она совершает количественные скачки и совершает качественные, или, как говорят марксисты, количество переходит в качество. Существует качественное различие между человеком и животным. Но нас, собственно говоря, интересуют не различия между человеком и животным, а признание специфически человеческого как нередуцируемого феномена. Мы ничего не имели бы против, если бы действительно выяснилось, что человек — это всего лишь обезьяна. Нельзя ничего возразить, если у обезьяны обнаруживаются человеческие черты, и я бы не замедлил назвать обезьяну человеком, если бы это действительно было так. — 147 —
|