Путь на голгофу

Еще в пору работы в Институте онкологии, во времена, когда говорить больному правду о диагнозе и прогнозе считалось деонтологически неверным, мы в домашних ус­ловиях создали самодеятельный психотерапевтический те­атр, который назвали Комтемук — Компанейский театр музыкальных картинок.

Идею создания театра мы взяли из самой жизни. Пер­сонификация рака нередко вызывала особое отношение к нему и к образу самого себя. Некоторые пациенты, воз­вратившись домой после операции, пытались как бы унич­тожить связь со своим прошлым, которое, по их пред­ставлению, привело их к заболеванию: одни менялы квар­тиры, другие (многие) сжигали старые одежды. Психоло­гически это можно было бы трактовать, как попытку уйти, убежать от болезни, сменив образ самого себя, или как бы родиться таким образом заново, стать другим.

В нашем театре мы создали довольно большой гардероб старинных костюмов, использовали также коллекцию ве­еров, и — в один из вечеров разыгрывали сказочный сюжет со скрытой в нем информацией о смерти. Пациент, приходя на вечер, смешивался с компанией артистов, музыкантов, поэтов, и никто не знал, кто есть кто. Играла музыка, люди переодевались в маскарадные костюмы, каждый под­ходил к зеркалу и должен был создать ту картину, какую навевало ему то или иное музыкальное произведение.

Незаданность ситуации, представление себя в каком-либо образе (принца ли, принцессы в роскошных шелках

89

и бархате), волшебная музыка, сказки, где смерть запрятана в сюжете или является ни чем иным, как сменой образа, маски, костюма,— позволили нам увидеть эффект мгно­венного преображения. Коснувшись красоты сказочного ми­ра, в пациенте ликовал ребенок. Расставаясь со сказкой, взрослый в нем благодарил за помощь и поддержку, заявляя, что понял все так, как надо, и в свои последние часы он вспомнит происшедшее с ним сегодня, и это, несомненно, его поддержит.

Наверное, в этом же ключе можно говорить и о куклотерапии. Приведу в качестве примера один случай из практики.

Я был вызван на консультацию к молодой женщине, которой по ее просьбе онкологи сказали все,— то есть вынесли окончательный приговор: ни химиотерапия, ни лучевая — уже не помогут. Я шел с тягостным чувством, не зная, что смогу сказать в утешение, чем поддержу. Обнадеживать нечем, да и отняты были уже все надежды. Тем не менее от меня ждали помощи. И, придя к больной, я... вытащил красивую куклу — мальчика в старинном наряде принца. «Кто это?» — спросила она, пораженная. «Это принц Щелкунчик, который услышал о Ваших не­счастьях и пришел, чтобы помогать Вам». Мы почти не говорили о болезни, беседа шла на языке сказки. Когда я ушел, принц остался. Потом, родные говорили, что она прикладывала его к больным местам, и он действительно помогал. До самого последнего момента он оставался с ней.