Психотерапия. Теория и практика

Модель развития Я и объектных отношений Мелани Кляйн

М. Кляйн, британский психиатр и современница З.Фрейда, раз­вивает идеи ортодоксального психоанализа и в определенном смыс­ле стоит ближе к позиции Фрейда, чем более радикальные рефор­маторы фрейдизма. Согласно ортодоксальной точке зрения отно­шения с другими людьми, или объект-отношения, первоначально выступают как отношения с матерью или, точнее, материнской фи­гурой, т.е. с любым человеком, осуществляющим уход и заботу о младенце, а затем становятся прототипом межличностных отноше­ний как таковых. Материнская фигура при такой трактовке безлич­на, деиндивидуализирована и функциональна. К тому же в каче­стве материнской фигуры долгое время остаются, не различаясь, материнская грудь или бутылочка, объединенные функцией напи-тывания, удовлетворения и доверия; все остальное воспринимается как чужое. Примитивные когниции сначала слиты с орально-ли­бидной связью между матерью и младенцем. На втором этапе ораль­ной стадии, когда появляются садистские влечения в форме интен­сивного кусания материнской груди, можно говорить о новом типе отношений, включающем элементы амбивалентности к одному и тому же лицу. З.Фрейд связывал возникновение амбивалентности с необходимостью защиты младенца от собственных деструктив­ных импульсов. М. Кляйн разделяет эту позицию, исходя не только из теории, но и из практики психоаналитической работы с детьми, добавив к чисто разговорному жанру невербальный, избрав основ­ными методами и материалом анализа детские игры с игрушками, рисунки карандашами и красками, рисунки пальцем.

М. Кляйн считает деструктивные импульсы проявлением инстинк­та смерти и тревоги преследования, берущих свое начало в травме рождения, боли и дискомфорте от утраты, и этот паттерн неизбеж­но накладывает отпечаток на первые отношения младенца с миром: «...Работа инстинкта смерти, - пишет она, -дает начало страху унич­тожения, и это является первопричиной тревог преследования» [10. -С 60].

Таким образом, по Кляйн, с одной стороны, тревога преследо­вания с самого начала включается в отношения ребенка, причем в той мере, в какой он подвергается лишениям. С другой стороны, между инстинктом жизни и инстинктом смерти, между любовными и агрессивными импульсами возможен относительный баланс, ког­да лишения усиливают агрессию, дающую начало жадности, в то время как периоды свободы от голода и напряжения являются оп­тимальным равновесием между ними. Кляйн предполагает далее различную врожденную предрасположенность к агрессии, и у де­тей с сильным агрессивным компонентом тревога преследования фрустрация и жадность легко пробуждаются, и это усложняет пере­несение лишений и преодоление тревожности ребенком. Деструк­тивные силы, не будучи организованы и подконтрольны, грозят ре­бенку самоуничтожением, поэтому вынесение вовне, проекция их на внешний мир, на материнскую грудь, помогает ему «выжить», становится, таким образом, эксквизитным способом борьбы за пси­хологическое да и само физическое существование младенца. Од­новременно она оказывается средством конструирования ребенком внешнего мира, и этот момент также прибавляет ребенку чувство соб­ственной силы и способности контролировать внешний мир, «дер­жать его в руках». Исход этой борьбы «не на жизнь, а на смерть» определяет ключевая материнская фигура и ее способность, «при­няв» агрессию, «переварив» ее, не разрушаясь самой и не отвечая аг­рессией или отвержением, запустить механизм интроекции, посред­ством которого интроецируются «хорошие» объекты, создается внут­ри ребенка противовес, своего рода буфер между спроецированны­ми «плохими» объектами и интроецированными «хорошими».