|
В этом, я думаю, заключается принципиальная разница между экзистенциальной терапией и многими другими подходами: она ставит меня как терапевта в более рискованную и открытую позицию, чем, скажем, психоанализ или когнитивно-бихевиоральный подход или даже гуманистическая терапия. Я как бы отказываюсь от большинства хитростей, присущих моему ремеслу. Я не пытаюсь взаимодействовать с вами как более высокоразвитый, более уравновешенный человек. Вместо этого я говорю: “Я дам вам возможность взглянуть, как я пытаюсь быть вами”. Это может вызвать очень сильное беспокойство в том смысле, что опыт вашего бытия мог быть весьма беспокойным, но также и потому, что это делает мою позицию более уязвимой, чем если бы я сказал: “Я буду вашим переводчиком, или учителем, или вашим зеркалом”. Я думаю, данное обстоятельство открывает во взаимодействии пациента и терапевта что-то иное. С одной стороны, такой подход более привлекателен для психотерапевтов, пока они смотрят на него отстраненно, но, начиная применять его, понимают, насколько труден данный подход, и он может напугать их. Он обрекает их как терапевтов на противостояние предрассудкам и мнениям о том, что значит быть психотерапевтом. Так что мы заняты разговором, который сосредоточен на исследовании вашего опыта, и это попытка скорее описательного анализа, чем аналитического, который пытается выйти за пределы ваших высказываний, выделить скрытое содержание — бессознательное либо символическое. Я согласен, что большая часть того, что мы говорим, содержит некоторый скрытый смысл, но думаю, скрытый смысл содержится скорее на сознательном уровне, чем на бессознательном. Так что моя задача — помочь вам сделать более явным то, что было скрыто. Я не говорю: “Это на самом деле значит нечто другое, чего вы не осознаете, потому что оно находится в вашем подсознании”. Скорее замечаю: “Это значит то-то и то-то. Я думаю, вам известно, что это, но давайте выразим яснее”. Например, клиент приходит и говорит: “Я в депрессии”. Что ж, это может быть и клиническая депрессия, и состояние “я чувствую себя плохо, я чувствую себя несчастным сегодня”. В этой фразе подразумевается очень многое. Но я не знаю, что именно вы подразумевали — я могу знать, что подумал бы, если бы подразумевал сам. Я спрошу вас: “Хорошо, расскажите мне побольше. На что похожа ваша депрессия?” Я сделаю это в надежде, что если и вы выполните мою просьбу, мы оба получим более четкое представление о том, что содержится в словах, которые вы произнесли. Так что во многом терапия касается раскрытия. Раскрытия взглядов, мнений, предрассудков и утверждений, о которых человек практически ничего не знает. Вот один тип раскрытия. Другой тип — раскрытие нас самих в диалоге друг с другом. И то, что мы узнаем о клиенте; не только здесь, в кабинете психотерапевта, но, может быть, то, какой он здесь, выражает значительно более общую жизненную позицию. Многие клиенты получают возможность противостоять сами себе, и противостояние может оказаться очень мощным — таким же мощным, как и любое терапевтическое противостояние. Но есть надежда, что клиенты чувствуют: то противостояние, которое было создано, создано ими самими и не является вмешательством или высказываниями с высоты позиции психотерапевта. — 148 —
|