Лицом к подсознанию

Некоторые защиты, невротические симптомы, которые я никогда не исследовала посредством самотерапии, по­степенно прошли сами за семнадцать лет моей работы с со­бой. Все это время я старалась вскрыть и прожить как мож­но больше скрытых чувств и, очевидно, не подозревая об этом, я избавилась от старых способов защиты (прикры­тий, неадекватных реакций), когда необходимость в них отпала сама собой.

При использовании «запасного хода» к скрытой эмоции, как и в любой другой технике самотерапии, следует неиз­менно придерживаться того же основного правила: вы дол­жны почувствовать внешнюю эмоцию. Если вы попытаетесь понять, почему плакали на вчерашнем сеансе, не пережи­вая заново внешнего чувства, вам, вероятно, удастся сделать интересные догадки, основанные на интеллектуальном зна­нии о себе, но вряд ли вам удастся раскрыть то, что вы побо­ялись вчера почувствовать. В фильме «Давид и Лиза»* есть одна душераздирающая сцена, которая происходит в худо­жественной галерее. Маленькая девочка, страдающая ши­зофренией, взбирается на колени большой статуи сидящей женщины. Там она сворачивается калачиком и безмятежно засыпает, будто в объятиях реальной матери. Когда ее силой пытаются стащить оттуда, она плачет и жалобно жмется к статуе. Этот эпизод вызвал у меня острый приступ печали. Я спросила себя, что это значит лично для меня, о чем мне это напомнило. Этот бедный ребенок, ищущий любви у мрамор­ной статуи, видимо, совсем был обделен материнской любо­вью. Ее трагическая потребность напомнила мне о том, ка­кой неполноценной матерью я была в первый год после рож­дения моего ребенка. Нельзя сказать, что я не любила или была неласкова с малышкой, но неуверенность и тревож­ность настолько подавляли меня, что моей любви могло быть недостаточно. Я обнаружила скрытое чувство вины, как буд­то девочка с экрана — моя собственная дочь, которая ищет любви у статуи, и при мысли об этом мое сердце разрыва­лось на части.

«David and Lisa», режиссер Фрэнк Перри, США, 1962. — Прим. ред.

Позже я обсудила этот фильм с одним из моих студен­тов, которого тоже сильно взволновал тот эпизод. Он, так же как и я, использовал самотерапию для выявления свое­го скрытого чувства. Но его эта сцена со статуей заставила почувствовать себя тем самым ребенком, отчаянно нужда­ющимся в материнской любви. Интересно, что мать этого студента чрезмерно опекала его, тогда как я в возрасте пяти лет лишилась матери. Нетрудно догадаться, что если бы я попыталась понять, что означает для меня этот эпизод, ос­таваясь при этом хладнокровной, я отождествила бы себя с лишенным любви ребенком.