|
До нашего поступления в высшую школу Б. преподавал нам с Анной математику на дому Меня всегда привлекала его спокойная и глубокомысленная манера поведения, и мне он очень нравился, что было, вероятно, одной из причин моего особенного продвижения по его предмету- Несколько раз по вечерам Б. брат меня и Анну в обсерваторию, где сквозь телескоп мы могли смотреть на ночное небо, на звезды и луну. Б, всегда оставался чрезвычайно доволен моими успехами по математике (чего нельзя было сказать об М., нашем учителе русского языка, который всегда сверх меры хвалил Анну и, хотя в общем-то находил мои знания довольно сносными, приходил в отчаяние от моих ошибок в произношении и в диктантах). Я припоминаю, как однажды отец зашел на урок математики и поинтересовался у Б. нашими успехами. Оценка Б., данная моей сестре, была скорее удовлетворительной, мои же способности к математике он особенно подчеркнул. Отец заметил, что, вероятно, в этом я пошел в его старшего брата - дядю Пиню, который проявлял к математике особый интерес и получил по этому предмету ученую степень. В результате всего этого мой отец решил, что техническая высшая школа подходит мне больше, чем гуманитарная гимназия, и было решено, что я должен поступать в высшую техническую школу. И лишь в последнюю минуту, за несколько месяцев до вступительных экзаменов перед вторым годом обучения в средней школе6, планы изменились, поскольку отец в конце концов решил, что гимназия все же обладает преимуществом, так как лишь выпускники гимназии могут затем учиться в университете. Срочно был нанят преподаватель латыни, которому предстояло к весне подготовить меня к вступительным экзаменам во второй класс гуманитарной гимназии. Эти экзамены я сдал без труда, а по математике получил «отлично». Помимо этой гимназии, куда я сдавал вступительные экзамены, позже я поступил в другую, которую и закончил. По случайности, учитель математики Л. в гимназии, которую я посещал, оказался другом детства и студенческим товарищем моего дяди Пини. Л., огромный и внушительный, с большими, выпуклыми проницательными глазами, с бородкой в стиле Наполеона 111, был заметной и внушающей благоговение фигурой. Его поведение в классе было всегда корректным, сдержанным и невозмутимым, а взаимоотношения со студентами — строго деловыми и всегда сводились лишь к предмету обучения. За исключением Л., все другие преподаватели имели прозвища, но я не могу припомнить, чтобы даже самый нахальный мальчишка — а таких было достаточно в младших классах — позволил себе высмеивать Л. или рассказывать о нем, как о других преподавателях, что-то смешное. Поскольку благодаря моему «математическому» дяде между Л. и отцом существовала особая связь, я относился к Л. с особым почтением. Как следствие того внушающего страх и парализующего воздействия, которое он на меня оказывал, моя первая письменная работа была совершенным провалом. Все яблоки, грецкие орехи и все остальное, о чем там шла речь, настолько смешались в моей голове, что я чувствовал себя в полном тупике и даже не смог закончить начатые мною расчеты, хотя у Б. я легко справлялся с аналогичными и даже с более сложными задачами. Конечно, моя работа получила оценку «неудовлетворительно». Имея «очень хорошо» по всем остальным предметам и никогда не поднимаясь выше «удовлетворительно» по математике, я чрезвычайно мучался и страдал, что еще более усугублялось тем, что я считал себя прекрасным математиком. Только в пятом классе гимназии7 это пятно исчезло наконец из моего школьного свидетельства, и отныне у меня было «очень хорошо» уже по всем предметам, включая математику; это продолжалось вплоть до вступительных экзаменов в колледж, которые я сдал с отличием. — 25 —
|