|
Габриела: Я лежала совсем тихо со своим ружьем. Пыталась ее застрелить. А она просто ушла. Ты знаешь, что люди со мной делают? Я спала. Я не могла разговаривать. Это был только сон. Я: Да, это был сон, а во сне была черная мама. Я спросил, хочет ли она, чтобы плохая мать была реальным человеком или человеком во сне. Габриела: Знаешь, по ТВ показывают людей, которые стреляют? [Здесь она “стреляла”, многократно втыкая палец в дырку, проделанную в животе олененка]. Не знаю, почему от этого получается такой забавный шум. Кто-то напихал ей внутрь солому. Она плачет. Она не готова делать детей. Ты получил открытку, которую я тебе послала? Я ничего не хотела сказать. Знаешь, что у меня есть? У меня есть несколько костей домино для ... [Она назвала имя маленького мальчика, который жил по соседству. Играла с корабликами]. Кто-то стреляет, поэтому они не могут встать. [Она взяла зеленую платформу]. Вот красивый цвет [она издала музыкальный звук]. Сусанна иногда меня щекочет. Затем Габриела сказала что-то похожее на “Гаггаагур”. Это было связано с разговором между ней и Сусанной: “Что это?” (Это была часть забора). “Мистер Винникотт, я не могу здесь еще долго оставаться, так что ты не мог бы меня принять в другой день?” Легко было бы предположить, что она была недовольна мной из-за моей сонливости, но фактически, вероятно, что весь этот эпизод (даже включая мою сонливость) был связан с большой тревожностью Габриелы, делавшей ясное общение невозможным. Тревога, несомненно, имела отношение к снам о черной маме. Я спросил ее о снах, и она сказала: “Мне приснилось, что она умерла. Ее там не было”. В этот момент она сделала нечто такое, что, я уверен, имело большое значение, что бы оно ни символизировало. Я могу судить об этом по тому факту, что изменился весь характер сеанса. Получилось так, будто все остальное было оттеснено на второй план, для того чтобы могло произойти это. Она взяла голубую глазную ванночку и стала совать ее в рот и вынимать изо рта, производя при этом сосательные звуки, и можно было сказать, что она испытывала нечто очень похожее на общий оргазм. Габриела: Я ее очень любила. Ба-а! Это мило. Кто стрелял в маму? У мишки было ружье, но оно сломано. Черная мама — это моя плохая мама. Мне нравилась черная мама. [Это был сон, сообщенный в форме игры. Она продолжала говорить о славной платформе.] Давай еще играть. В этот момент я сказал, что пора заканчивать. Иными словами, в течение этого часа состояние тревоги было в определенной мере преодолено — это был новый этап в достижении амбивалентности. — 56 —
|