|
Опять ушла в приемную. Я перечитал свои заметки. Через пять минут Пигля отважилась войти в комнату: я по-прежнему сидел среди игрушек, возле переполненной коробки, и “все это время меня тошнило на пол”. Она была очень серьезной и сказала: “Можно мне взять одну игрушку?” Я понял, что достаточно ясно представляю, что мне делать. Я: Винникотт — очень жадный малыш; все игрушки хочет. Она продолжала просить только одну игрушку, а я повторял то, что от меня требовалось говорить в этой игре. В конце концов, она отнесла одну игрушку отцу в приемную. Кажется, я слышал, как она сказала: “Малыш хочет все игрушки”. Через некоторое время она принесла эту игрушку обратно и, казалось, была очень довольна тем, что я жадный. Пигля: Теперь у малыша-Винникотта все игрушки. Пойду к папе. Я: Ты боишься жадного малыша-Винникотта, ребенка, который родился у Пигли, любит Пиглю и хочет ее съесть. Она пошла к отцу и попыталась закрыть за собой дверь. Я слышал, как отец в приемной изо всех сил старался ее развлечь, потому что он, конечно, не знал, какова его роль в этой игре. Я сказал отцу, чтобы он теперь вошел в комнату, и вместе с ним вошла Пигля. Он сел на синий стул. Она знала, что нужно делать. Она влезла к нему на колени и сказала: “Стесняюсь”. Через некоторое время она показала отцу малыша — Винникотта, это чудовище, которого она родила, и именно этого она и стеснялась: “А это еда, которую звери едят”. Вертясь, как юла, на коленях у отца, она рассказала ему все подробности. Потом она начала новую и очень многозначительную часть игры. “Я тоже малышка”, — объявила она, соскользнув с колен отца на пол головой вперед между его ногами. Я: Я хочу быть единственным ребенком. Я хочу все игрушки. Пигля: У тебя и так все игрушки. Я: Да, но я хочу быть единственным ребенком; я не хочу, чтобы были еще какие-нибудь малышки. (Она опять забралась на колени к отцу и родилась снова.) Пигля: Я тоже малышка. Я: Я хочу быть единственной малышкой. (Изменив голос) Мне сердиться? Пигля: Да. Я поднял большой шум, раскидал игрушки, ударил себя по коленям и сказал: “Я хочу быть единственным ребенком”. Это ей очень понравилось, хотя она выглядела немного испуганной и сказала отцу, что еду из кормушки едят папа и мама — барашки, затем она продолжала игру: “Я тоже хочу быть малышкой”. Все это время она сосала большой палец. Каждый раз, когда она была малышкой, она рождалась между ног у отца, падая на пол. Она называла это “рождением”. Наконец, сказала: “Брось малышку в мусорное ведро”. Я ответил: “В мусорном ведре черным-черно”. Я попытался определить, кто был кем. Я установил, что Габриелой был я, а она была всеми новыми малышками, появлявшимися одна за другой, или одной новой малышкой, появлявшейся снова и снова. В какой-то момент она сказала: “У меня ребенок, которого зовут Галли-Галли-Галли” (ср. Габриела). (Действительно, так звали одну из ее кукол). Она продолжала рождаться, падая с колен отца на пол, она была новым ребенком, а я должен был сердиться, будучи малышкой-Винникоттом, который появился из нее, был рожден Пиглей — очень сердиться, потому что хотел быть единственным ребенком. — 20 —
|