Теория и практика психоанализа

Причина этого успеха, так же как успехов в исследованиях по психиатрии, — не только острый взгляд Фрейда, но и последовательное применение им определенного метода исследования и приверженность определенным научным точкам зрения. Психоаналитический метод, основанный на свободных ассоциациях, открыл нам глубокий слой душевный жизни, до этого совершенно не известный и неосознаваемый. И эта отсутствующая ранее строгость, с которой психоанализ использует принцип детерминизма и научную концепцию развития, сделала возможной плодотворную научную реализацию нового материала.

Прогресс, которым мы обязаны этим методам работы, оказался выдающимся. До Фрейда психиатрия была кунсткамерой причудливых и бессмысленных картин болезней. Наука о сексуальности представляла собой сборник описаний отталкивающих ненормальностей. Психоанализ, всегда верный принципу детерминизма и идее развития, не побоялся взяться за эту задачу — разложить на составляющие и таким образом сделать понятным также и это — сексуальное — психическое содержание, которое задевает логику, этику и эстетику, а потому оказывается в опале. Усилия психоанализа были с избытком вознаграждены: в бессмыслице, продуцируемой душевнобольными, распознаны онто- и филогенетические механизмы человеческой психики — питательная почва всех культурных устремлений, а также стремлений к сублимации. С помощью психоанализа удалось — и это особенно ярко видно в «Трех очерках» — доказать, что, отталкиваясь от сексуальных перверзий, можно найти единственный путь к пониманию нормальной сексуальной жизни.

Надеюсь, то, что я еще должен сказать о значимости этих «Очерков», не прозвучит преувеличением. Я не остановлюсь перед тем, чтобы приписать им научно-историческое значение. «Моя цель была — разведать, насколько могут быть полезны средства психоаналитического исследования для решения загадок, связанных с биологией сексуальной жизни человека», — объясняет автор в предисловии к своей работе. Это звучит весьма скромно, однако если приглядеться внимательно, то станет ясно, что эта попытка означает переворот в науке, свержение всего традиционного; никогда до этого не думали о возможности решения какой-то биологической проблемы с помощью психологического, а тем более «интроспективного» метода.

Чтобы оценить по достоинству значение этого стремления, следует оглянуться назад. Мы должны вспомнить, что наука в период своей «первобытности» была сугубо антропоцентрической, анимистической; свои душевные функции человек принимал за мерило всего происходящего в мире. И когда это мировоззрение, которому в астрономии соответствовала геоцентрическая система Птолемея, отделилось от «естественнонаучного», то это был большой шаг вперед. «Естественнонаучное», или, можно сказать, коперниковское миропонимание лишило человека его прежнего значения — мерила всего мироздания, и отвело ему скромное место такого же механизма, как и бесконечное множество других. В таком воззрении молчаливо заключалась гипотеза, что не только «животные» функции человека, но и его душевная деятельность есть результат работы неких механизмов. Я говорю «молчаливо», потому что естественные науки вплоть до настоящего времени довольствовались этим общим предположением, не заботясь о том, чтобы добиться хотя бы малого проникновения в природу этих психических механизмов; и даже отрицали свое невежество, прикрывая эту брешь в знаниях фразерскими объяснениями, якобы физиологическими и физическими.