«Вначале я носил воротнички средней высоты, но слишком тесные, чтобы спрятать туда подбородок. Потом я расстегивал рубашку, и мой подбородок скользил в распахнутый ворот, когда я сильно наклонял голову. В течение нескольких дней это действие удовлетворяло меня, однако расстегнутый ворот не обеспечивал достаточного сопротивления. Тогда я купил много воротничков повыше, настоящих шейных галстуков, и втискивал в них подбородок так, что не мог повернуть его ни вправо, ни влево. Это было совершенство — но лишь на короткое время. Потому что воротник, как бы сильно он ни был накрахмален, в конце концов всегда ослабевал и через несколько часов приобретал жалкий вид». «Необходимо было выдумать что-нибудь другое, и мне пришла в голову следующая чепуха: я закрепил нитку за пуговицы на подтяжках и протянул ее под жилетом, сверху же нитка оканчивалась маленькой пластинкой из слоновой кости, и эту пластинку я зажимал зубами. Отличный трюк! — но опять же только на короткое время, так как, не говоря уже о том, что эта поза была столь же неудобна, сколь и смешна, брюки мои из-за слишком сильного натяжения приобретали очень стеснительный и поистине гротескный фасон. Мне пришлось отказаться от этого прекрасного изобретения. Между тем несомненные преимущества его я всегда сохранял, и еще сегодня часто бывает, что на улице я сжимаю зубами воротник своего пиджака или пальто и гуляю таким образом. Так я изгрыз уже не одну обшивку воротника. Дома же я поступаю по-другому: как можно скорее снимаю с себя галстук, расстегиваю воротник рубашки и принимаюсь его кусать». С высоко поднятым подбородком пациент при ходьбе перестал смотреть себе под ноги. «И таким образом, при ходьбе я вынужден быть очень внимательным и осторожным, потому что не вижу, где ступаю. Я прекрасно знаю, что для того, чтобы устранить это неудобство, мне нужно только посмотреть вниз или наклонить голову, но именно это мне никак и не удается». У пациента все еще остается «некоторое отвращение смотреть сверху вниз». Пациента смущает также «треск в плечевых суставах», «аналогично произвольной сублуксации большого пальца или своеобразным шумам, которые некоторые люди могут производить для развлечения других». И он тоже продуцирует все это как «маленький талант». Пока он находится в обществе, он подавляет свои странности, потому что стесняется других, однако «как только остается один, тут же предается им всласть». «Тогда все его тики освобождаются от оков, и наступает форменное блаженство абсурдных движений, некое моторное излияние, от которого больной чувствует огромное облегчение. Он возвращается в компанию и вновь заводит прерванную беседу». — 109 —
|