|
Мы готовы услышать, что в своем последующем заболевании он страдал упорными, хотя и колеблющимися по различным поводам, расстройствами кишечника. Когда он начал лечиться у меня, он привык к клизмам, которые делал ему сопровождавший его человек; самостоятельно опорожнения кишечника не бывало месяцами, если не случалось внезапного возбуждения определенного характера, вследствие которого несколько дней устанавливалось правильное действие кишечника. Главная его жалоба состояла в том, что мир окутан для него завесой или что он отделен от мира завесой. Эта завеса разрывалась только в тот момент, когда при вливании опорожнялось содержимое кишечника, и тогда он снова чувствовал себя здоровым и нормальным[118]. Коллега, к которому я направил его для освидетельствования кишечника, был достаточно проницателен и диагностировал функциональное и даже психически обусловленное расстройство и воздержался от серьезных назначений. Впрочем, ни эти назначения, ни предписанная диета не оказали никакого действия. В годы аналитического лечения не было произвольного опорожнения кишечника (не считая указанных внезапных влияний). Больного удалось убедить, что всякая интенсивная обработка упрямого органа еще ухудшила бы его состояние, и он удовлетворился тем, что вызывал действие кишечника один или два раза в неделю посредством вливания или приемом слабительного. При изложении нарушений кишечника я предоставил более позднему состоянию болезни пациента места больше, чем это входило в план данной работы, посвященной его детскому неврозу. К этому меня побудили две причины: во‑первых, то, что с малыми изменениями симптоматика кишечника, собственно, перешла из детского невроза в позднейший, и, во‑вторых, в конце лечения на его долю выпала главная роль. Известно, какое значение для врача, анализирующего невроз навязчивости, имеет сомнение. Оно является самым сильным оружием больного, предпочтительным средством его сопротивления. Благодаря этому сомнению пациенту удавалось, забаррикадировавшись почтительным безразличием, годами противиться всем усилиям его вылечить. Ничего не менялось, и не было никакого средства убедить его в чем‑нибудь. Наконец я понял, какое значение могло иметь для моих целей нарушение кишечника; оно представляло собой ту долю истерии, которая всегда лежит в основе невроза навязчивости. Я обещал пациенту полное восстановление деятельности его кишечника, сделал, благодаря этому обещанию, его недоверие явным и получил затем удовлетворение, видя, как исчезло его сомнение, когда кишечник, как орган, подверженный истерии, начал постепенно восстанавливаться и в течение нескольких недель пришел в норму. — 215 —
|