|
Дело не только в речевых запретах, а в господстве женщины как матери, матери, которая говорит, матери, к которой обращаются с требованием или вопросом, матери, которая приказывает и ставит таким образом маленького человечка в зависимость от себя. Женщина скрывает наслаждение дерзать под маскою повторения. Она предстает здесь такой, какая она есть, затейницей маскарада. Она учит своего малыша красоваться. 97 Она подталкивает его к избыто(чно)му наслаждению, ибо она, женщина, подобна в этом цветку - именно наслаждением питаются ее корни. Средства наслаждения доступны ему по мере отказа его от наслаждения замкнутого и чуждого, от матери. Вот здесь-то и играет свою роль своего рода общественный сговор, который путем сексуализации различий органического характера сводит то, что мы можем назвать различием между полами, к природному фактору. Этот переворот предполагает для всех один общий знаменатель - исключение специфически мужского органа. С того момента, как это произошло, мужчина, с точки зрения наслаждения, является и, одновременно, не является тем, что он есть. Что касается женщины, то она, не будучи тем, чем является он в сексуальном плане, с одной стороны, и оставаясь тем, от чего он отказывается в качестве наслаждения, с другой, возникает немедленно как объект. Напомнить об этом абсолютно необходимо теперь, когда мы, говоря об изнанке психоанализа, задаемся вопросом о роли психоанализа в политике. 3 В политику войти нельзя, не признав, что не существует дискурса - не только аналитического - где речь не шла бы о наслаждении - по меньшей мере тогда, когда ожидают от него работы, работы истины. Говоря, что дискурс господина несет в себе скрытую истину, мы вовсе не имеем в виду, будто он спрятался, затаился. Слово cachй, скрытый, имеет во французском свои этимологические достоинства. Происходит он от coactus, и, соответственно, глаголов coactare, coactitare, coacticare, подразумевая что-то сжатое, концетрированное, полученное путем наложения, что-то такое, что нужно развернуть, чтобы можно было прочесть. Ясно, что истина от господина скрыта, и небезызвестный вам Гегель высказал предположение, что она предо- 98 ставляется в его распоряжение трудом раба. Дело, однако, в том, что дискурс Гегеля - это дискурс господина, имеющий место тогда, когда в итоге пути, проделанного культурой, место господина заняло государство, что и позволяет ему претендовать на абсолютное знание. И дискурс этот был открытиями, сделанными Марксом, решительно опровергнут. Комментировать это в данном случае не мое дело и специальных экскурсов я делать не стану - просто покажу вам, насколько просто отсюда, с психоаналитического наблюдательного пункта, усомниться в том, что работа способна породить где-то на горизонте не только абсолютное знание, но знание вообще. — 58 —
|