На самом деле, знание занимается истиной лишь там, где оно ложно. Любое знание, которое не является ложным, к истине равнодушно. Истинной, на поверку, оказывается лишь форма его, которую мы, путем весьма сомнительной, надо сказать, процедуры, застаем врасплох, когда милостью Фрейда оно говорит нам о языке - застаем потому, что оно является его, языка, продуктом. Вот здесь-то и имеютместо политические последствия. На деле вопрос всегда в том, какое знание возводится здесь в закон. Когда это обнаруживается, может оказаться, что ситуация изменилась. Знание, увиденное другими глазами, понижается в ранг симптома. И тогда является истина. За истину, конечно, сражаются, но причиной тому ее связь с Реальным. Однако то, что это происходит, куда маловажнее того, что это производит. Эффект истины - это пропажа знания. Эта пропажа и обусловливает скорейшее возобновление производства. Что касается Реального, то ему от этого ни жарко, ни холодно. С него, как с гуся вода - до следующего кризиса. Оно даже выигрывает, возвращая себе на время свой блеск. Это блеск, которого от любых революций ждать бесполезно - тот блеск, что мог бы воссиять на месте, всегда неспокойном, истины. Беда лишь в том, что блеск этот ослепителен - в нем не видно ни зги. Вот текст, который я, на другой день после последнего семинара, отложил в сторону - для вас, конечно же, так как о том, чтобы присовокупить его к моему маленькому радиопараду, не может быть речи. В связи с этим важно усвоить следующее - страшно в истине то, чему она уступает место. Место Другого существует, как я всегда говорил, для того, чтобы туда была вписана истина, то есть все, что к этому разряду относится - ошибки, даже ложь - все, одним словом, что не существует, не имей оно истины в своей основе. 237 Все это откровенная игра - игра речи и языка. Но как обстоит дело с истиной в моей четвероногой схеме - схеме, которая предполагает наличие языка и структурированного дискурса, то есть того, что накладывает условия на всякую речь, которая в его рамках может возникнуть? Чему истина, о которой идет речь, истина данного дискурса, то есть то самое, что им обусловлено, уступает место? На чем он, дискурс господина, держится? Это другая сторона функции истины, не лицевая его сторона, а то измерение, где необходимость ее обусловлена чем-то скрытым. Те борозды, что мы чертим в алетосфере, пролегают по поверхности неба, давно уже опустевшего. Но речь идет о другом - о том, что однажды я нарек словом, которое задело столь многих из вас за живое, что меня спрашивали потом, зачем оно мне понадобилось - речь идет о латузе. — 148 —
|