Психология бессознательного

1 Ober die Dauer des Lebens, 1882; Uber Leben und Tod, 1892; Das Keimplasma, 1692.

3 Uber Leben und Tod, 2 Aufl., 1892, S, 20,

410

жизни. Это звучит в качестве динамического коррелята к морфо­логической теории Вейсмана.

Но видимость этого совпадения быстро улетучивается, когда мы знакомимся с разрешением Вейсманом проблемы смерти. Ведь Вейсман допускает различие смертной сомы от бессмертной заро­дышевой плазмы лишь у многоклеточных организмов, а у одноклеточ­ных животных индивид и клетка, служащая для продолжения рода, по его мнению, есть то же самое1. Таким образом, он рассматри­вает одноклеточные как потенциально бессмертные, смерть наступает лишь у Metazoa (многоклеточных). Эта смерть высших живых су­ществ есть естественная смерть от внутренних причин, но она опи­рается не на исходные свойства живой субстанции2, не может быть понята как абсолютная необходимость, обоснованная сущностью жиэниа. Смерть есть больше признак целесообразности, проявление приспособляемости к внешним условиям жизни, так как при разде­лении клеток тела на сому и зародышевую плазму неограниченная продолжительность жизни индивидуума была бы совершенно нецеле­сообразной роскошью,

С наступлением этой дифф'еренцировки у многоклеточных смерть стала возможной и целесообразной, С этой стадии сома высших ор­ганизмов умирает, вследствие внутренних причин, к определенному времени, простейшие же остались бессмертными. Напротив,'размно­жение введено было не со смертью, а представляет собой первобыт­ное свойство живой материи, как, например, рост, из которого оно произошло, и жизнь осталась на Земле с самого своего начала беспрерывной4.

Легко заметить, что признание естественной смерти для выс­ших организмов мало помогает разрешению нашего вопроса. Если смерть есть лишь позднейшее приобретение живых существ, то вле­чения к смерти, которые восходят к самому началу жизни на Зем­ле, опять остаются без внимания. Многоклеточные могут умирать от внутренней причины, от недостатков обмена веществ; для вопро­са, который нас интересует, это не имеет значения.

Такое понимание происхождения смерти лежит гораздо ближе к обыкновенному мышлению человека, чем странная гипотеза о ^влечениях к смерти».

Дискуссия, поднятая теорией Вейсмана, по-моему, не достигла решения ни в каком отношении5.

Некоторые авторы вернулись к точке зрения Гёте (1883), кото­рый видел в смерти прямое следствие размножения.

Гартман считает характерным для смерти не появление «тру-