1 В то времяр когда я работал над этими страницами, со мной произошел следующий, почти невероятный случай забывания, Я просматриваю 1 января свою врачебную книгу, чтобы выписать гонорарные счета, встречаюсь при этом в рубрике июня месяца с именем М-ль и не могу вспомнить соответствующего лица. Мое удивление возрастает, когда я, перелистывая дальше, замечаю, что я лечил этого больного в санатории и что в течение ряда недель я посещал его ежедневно. Больного, с которым бываешь занят при таких условиях, врач не забывает через каких-нибудь полгода. Я спрашиваю себя; кто бы это мог быть — мужчина, паралитик, неинтересный случай? Наконец, при отметке о полученном гонораре, мне опять приходит на мысль все то» что стремилось исчезнуть из памяти. М-ль была 14-лети я я девочка» самый примечательный случай в моей практике за последние годы; он послужил мне уроком, который я вряд ли забуду, и исход его заставил меня пережить не один мучительный час. Девочка заболела несомненной истерией, которая под влиянием моего лечения обнаружила быстрое и основательное улучшение. После этого улучшения родители взяли от меня девочку; она еще жаловалась на боли в животе, которым принадлежала главная роль в общей картине истерических симптомов. Два месяца спустя она умерла от саркомы брюшных желез, Истерия, к которой девочка была, кроме того, предрасположена, воспользовалась образованием опухоли как провоцирующей причиной, и я, будучи ослеплен шумными, но безобидными явлениями истерии» быть может, не заметил первых признаков подкрадывавшейся неизлечимой болезни. 254 может в игре психических сил натолкнуться на факторы» стремящие* ся по другим мотивам к обратной цели и достигающие ее вопрекн этой тенденции. Архитектоника душевного аппарата строится, насколько можно догадываться, по принципу слоев, инстанций, находящихся одна на другой, и весьма возможно, что это стремление к защите относится к низшей психической инстанции и парализуется другими, высшими. Во всяком случае, зсли мы можем свести к этой тенденции защиты такие явления, как случаи забывания, приведенные в наших примерах, то это уже говорит о ее существовании и ее силе. Мы видим, что многое забывается по причинам, лежащим в нем же самом; там, где это невозможно, тенденция защиты передвигает свою цель и устраняет из пашей памяти хотя бы нечто нное> не столь важное, но находящееся в ассоциативной связи с тем, что, собственно, и вызвало отпор. Развитая здесь точка зрения, усматривающая в мучительных воспоминаниях особую склонность подвергаться мотивированному забыванию, заслуживала бы применения ко многим областям, в которых она в настоящее время еще не нашла себе признания, или если и нашла, то в слишком недостаточной степени* Так, мне кажется, что она все еще недостаточно подчеркивается при оценке показаний свидетелей на суде1, причем приведению свидетеля к присяге явно приписывается чересчур большое очищающее влияние на игру психических сил. Что при происхождении традиции к исторических сказаний из жизни народов приходится считаться с подобным мотивом, стремящимся вытравить воспоминание обо всем том, что тягостно для национального чувства, признается всеми. Быть может, при более тщательном наблюдении была бы установлена полная аналогия между тем, как складываются народные традиции, и тем, как образуются воспоминания детства у отдельного индивида. — 245 —
|